Алекс Брынза

Демъян Ильченко

Гимн счастливой нации

Книга I

От авторов

В основу этой книги были положены реальные события, произошедшие в конце осени 1994 года.

Книга посвящается первому десятилетию независимости Украины, а также золотой моло­дежи, жившей в эту эпоху.

Первоначально предполагалось изложить историю в форме киносценария. Но авторы, по­размыслив и убедившись, что они не имеют абсолютно никакого представле­ния о том, как писать сценарии, решили для начала оформить все в виде повести. Воз­можно, когда-нибудь будет написан и сценарий, по которому снимут фильм.

Авторы заранее приносят извинение за употребление неформальной и нецензурной лек­сики, использовавшейся для придания произведению большего реализма.

Искренне надеемся, что книга вам понравится.

Из родной кровати -

да в последний раунд

Из кайфовой благодати-

да в андеграунд!

(Егор Летов)

ПРОЛОГ

ПОСЛЕ ПОДСЧЕТА

...жизнерадостные аккорды песни гармонично перемешивались с обворожительными жен­скими голосами, наполняя воздух бодростью и ликующим ве­сельем. Долговязый па­рень в тель­няшке потянулся к ручке радио и прибавил гром­ко­сти. Остальные пасса­жиры купе вяло и неохотно зашевелились.

Поезд “Луганск-Сумы” мчался вперед сквозь серые предрассветные сумерки по за­сы­панным первым снегом путям. Робкое осеннее солнце постепенно заливало мир све­том, который освещал стоящие на столе бутылки, стаканы и объедки вчерашнего ужина.

Парень раскрыл сумку, небрежно кинул в нее полотенце, зубную щетку и достал из внутреннего кармана куртки документы. Бегло пролистав бумаги и удостоверив­шись, что все в порядке, он раскрыл паспорт, самодовольно рассматривая свою мо­лодцева­тую фо­тографию. Под фотографией стояла надпись: “Лыгин Алексей Степа­нович”.

На соседней полке заворочалось одеяло, из-под которого раздалось сопение, по­каш­ли­вание, а после того, как вагон сильно покачнуло на стрелке, показалось хит­рое ве­селое лицо с блестящими на фоне смуглой кожи зубами.

Лыгин нахмурился. Когда вчера все укладывались спать, на этом месте была груз­ная со­рокалетней свежести дама, полночи храпевшая навзрыд. И когда только они успели поме­няться?

Улыбающееся из-под одеяла лицо сверкнуло глазами в сторону радио и произ­несло:

-А неплохо поют девчата! Меня вчера один молодой человек просветил, будто что-то они там о счастливой нации попевают.

Лыгин задумчиво покачал головой:

-Вы ночью сели?

Попутчик откинул одеяло, спустил ноги и начал обуваться.

-Ну да ...- пробормотал он. – Конечно, ночью. А как же?!

Наконец ему удалось завязать долго не поддававшийся шнурок, и он поднял глаза на парня:

-А ты, я вижу, морячок!

-Угу, - гордо крякнул Лыгин. - Скоро в плавание ухожу. До Владивостока бы вот только добраться.

-Ух ты! – Восхищенно выдохнул мужичок. – И далеко поплывешь?

-Гонконг, Сингапур, а дальше видно будет.

-Вот это жизнь! А я вот доктором стал. Как всю жизнь в человечьих болячках проко­пался, так и дальше копаться буду. Ничего не поделаешь – судьба!

Лыгин мечтательно поскреб затылок.

-А я ведь тоже в детстве врачом стать хотел. И отец у меня был терапевтом. А потом как-то книгу про адмирала Крузенштерна прочитал. Тут я морем и заболел. Вот так – вроде и не знакомый человек этот адмирал, а жизнь мою совершенно на другой курс повернул.

-Да ты знаешь, браток, - бесшабашное лицо попутчика вмиг стало серьезным.

-Мы ведь и сами порой не ведаем, причиной каких неожиданных событий можем стать!

В ответ Лыгин рассеянно помотал головой. Он уже не обращал внимания на слова собе­седника и, уносясь мыслями в свое детство, задумчиво смотрел в окно. Там уже начинали появляться первые постройки многочисленных пригородов. Поезд подъез­жал к Харькову.

ГЛАВА 1

РАСПАСЫ

“...интересно, будет ли сегодня снег? Осень явно затянулась... Такое раннее утро, а старики уже ругаются. А так не хочется выползать из-под одеяла; еще бы чуток под­ре­мать. Завели старую пластинку, и все теми же словами; за двадцать пять лет пора бы выдумать уже что-нибудь новенькое. И уж для этого точно не надо было спус­каться из спальни в гостиную: не переношу звуки разбивающегося фарфора. Дожди уже на­доели. Сырость. Но почему настольные лампы делают похожими на кобр. На кобр, танцующих под дудку факира ...”

-Тема, вставай! Пора завтракать.

“...Темка. Неприятно звучит. Только Жучки не хватает. В такие моменты чувст­ву­ешь себя полным придурком ...”

Артем отбросил одеяло, нырнул в махровый халат, и, так как зубы по воскре­сеньям он не чистил принципиально, прошаркал мимо ванной и спустился в гости­ную.

В воздухе плавал багровый фантом утренней ссоры, медленно растворяясь в за­пахе жареной курятины. С золотистых подвесных потолков финского производства / “...интересно, что будет, если они обрушатся на голову? ...”/ струился мягкий свет, конкурируя за право на жизнь с мерцанием утренних сумерек, проникающих сквозь арочное окно. Обычно в этой борьбе побеждали сумерки.

Мать оторвалась от пульта микроволновки и раздраженно заметила:

-А с кариесом с помощью “Дирола” бороться будешь? С такими принципами на од­них жевательных резинках разориться можно!

-А вы что же, хотите мне свою Ленинскую стипендию урезать? – огрызнулся Ар­тем, по­няв, что доброго утра сегодня не будет.

-На вашем месте, молодой человек, я бы не хамил, - вставил свое веское слово глава се­мейства.

Артем мысленно начертал на челе родителя бранное слово и потянулся к кофей­нику. Спо­рить с мужчиной подобного возраста и социального положения было абсо­лютно беспо­лезно.

Опустив еще вялое со сна тело и смакуя кофе /...”Эх, сигаретку бы ...”/ молодой че­ловек, уже дважды за утро получивший замечание, принялся обдумывать дневные планы. Но по­степенно игривая дорожка мысли увела его от дел насущных в область мечтаний, и вот ко­гда он, уже солидный босс солидной фирмы от скуки и для само­утверждения распекал в пух и прах своих нерадивых сотрудников, в его приятные размышления вклинился власт­ный голос отца: - Что у тебя с сессией?

-Нормально, - немного рассеянно пробормотал Артем.

-Да у тебя каждый семестр “нормально”, только хвостов целая охапка. Мне твое “нормально” вылетает в кругленькую сумму. - -Завтра зачетка начнется. Думаю, с задолженностями я уложусь. Надеюсь, что хво­стов не будет.

-Надеждой сильны разгильдяи, - с напускным спокойствием произнес отец. Чем ответить на столь безапелляционную фразу Артем знал, но тут на­пряженную паузу заполнила мать:

-От твоего менторского тона завяли все гладиолусы.

-Давай оставим в покое мой тон, - отрезал отец, - а гладиолусы, чтоб не вяли, регу­лярно поливать надо!

-Что еще в этом доме поливать надо, чтоб не вяло? ...

Дом продолжал жить в непрерывном состоянии скандала. У Артема отсутство­вало желание продолжать разговор об успехах в учебе, и он решил покинуть зону боевых дей­ствий. Движение задним ходом было неожиданно прервано препятствием, которое явилось причиной падения на пол.

В холле стояли чемоданы готовые ринуться в европейские дали.

-Что там еще случилось? – вырвалась фраза из контекста родительской перепалки.

-Я уже второй раз об ваш багаж спотыкаюсь, а на третий себе шею сверну, - крик­нул в ответ Артем.

-Ну, вот и отнеси вещи в машину. А то времени уже нет – через полчаса выез­жать...

Через полчаса Артем стоял у ворот дома и смотрел на удаляющийся капот папаши­ного автомобиля. “Ну вот, одним Лувры с Эйфелевыми башнями, а другим - сессия с регулярной лоботомией. Да этот мир еще не совершенен! “, - он сокрушенно вздох­нул и обернулся. Взгляд тут же наткнулся на закрытую дверь гаража, за которой стоял его автомобиль. “Ключи! “ – стрельнуло в мозгу. Он вспомнил, как небрежно кинул их в багажник отцовской машины, чтобы освободить руки для укладки чемо­данов. Артем, было, ринулся назад, но удалявшийся “Мерседес”, прощально сверкнув поворотником, завернул за угол.

“Вот идиот! И нахрена я закрыл гараж. Проклятый автомат! С утра забили голову. Теперь хоть пешака в Луганск топай. “ – мозг судорожно искал выход из создавшейся ситуации. –« Стоп! Телефон!» – он забежал в дом и схватил трубку. Пальцы привычно отбили номер мобильника. В ушах раздались многообещающие гудки, но из прихо­жей послышался издевательский писк зуммера. “Вот тебе и радости сотовой связи. Про те­лефон-то я вспомнил, а про то, что он отцу в Париже и нафиг не нужен – не подумал“.

Артем бросил в кресло радиотелефон и взял со стола бутерброд. “И как же теперь добираться в Луганск? Автобус?” – от этой мысли он поморщился, да к тому же авто­бусное расписание для таких людей составляло тайну. Пошлая мысль об электричке даже не заглянула в его мажорную голову. “Остается только такси. Жаль, что само­леты на такие расстояния не летают. “ Он схватил сумку и выскочил во двор. Возле дверей гаража он остановился и тоскливо поглядел на замок, ключи от которого в на­стоящий момент со скоростью сто двадцать километров в час двигались по направле­нию к за­падной границе.

“Увы, но машина за закрытой дверью также полезна, как обнаженная женщина на экране телевизора. Хороша, но недоступна... А может бросить все эти сессии с инсти­тутами к Едрени Фени и никуда не поехать. Закатить молодежную вечеринку недели эдак на две. Скромную, но веселую. Вернутся старики, а тут фундамент на сваях. Вот потеха-то будет. Но они этого, к сожалению, не примут, а скорее всего- не поймут, и уж точно не простят. Вот и станешь потом desdechado.” Так убедив себя в неизбеж­ности безрадостной поездки в Луганск, Артем запер дом и вышел на улицу.

ГЛАВА 2

В ИГРЕ

На улице, как обычно, было пустынно и ветрено. Безлюдье - роскошь и прокля­тие привилегированных районов – цепко зацепило окрестности, и лишь две молодые ма­маши из соседских коттеджей неторопливо прогуливались по тротуару. Они тол­кали перед собой пестрые коляски и лениво перебалтывались, излучая покой и доста­ток, которые невидимой пылью осели на меховых манто, дорогих прическах и длинных ко­ричневых сигаретах, небрежно зажатых в тонких как китайские палочки пальцах. Ма­лыши, завернутые в тысячу одежек были румяны и краснощеки. Тот, что был по­старше, умиротворенно спал, а другой недоверчиво оглядывался по сторонам. Этот мир ему явно не нравился. “Боже святый!” – читалось на его лице. – “Это куда ж меня занесло-то! “. Ничего, браток, не трусь, – мы все прошли через это.

Артем поздоровался с девушками и весело подмигнул беспокойному малышу. “Чему радуешься, идиот!” – увидел он в ответном взгляде. “Все в норме, “ – сказала улыбка юноши.

День разгорался все сильнее и сильнее, прогоняя восвояси ночную дрему и за­торможенность. Маховик событий делал свои первые натужные обороты, посте­пенно набирая скорость. Скоро он завертится в полную мощность, наматывая на свою ось людские судьбы, страсти и стремления, переплетая их в немыслимые узоры и задавая темп жизни. Начиналось правление ежедневной суеты.

Первым делом нужно было купить сигареты, и Артем направился к ближайшему киоску. В витрине царило коммунистическое изобилие, и многочисленные пачки, словно бесстыжие девки с обложек взрослых журналов, демонстрировали свои пре­лести, нагло предлагая себя покупателям. Молодой человек, как обычно, остановил свой выбор на “Marlboro”. Поблагодарив сонную продавщицу, он закурил, и долго­жданная отрада наполнила легкие. Игра стоила свеч. Ведь свечи можно было купить за деньги.

“Мне кажется, что сейчас я почти что счастлив”, – думал юноша, разглядывая приветливый огонек сигареты. – “Да и каждый, наверное, человек находится в полу­шаге от счастья. Нужно лишь знать, в какую сторону идти. Говорят, что счастье – это когда тебя понимают. Не знаю, может быть, это и так. Но мне кажется, что счастье – это делать то, что тебе хочется. Только и всего “.

Счастья баловаться никотином дома Артем был лишен по причине крайне нега­тивного отношения его отца к этому вопросу. А перечить категоричному отцу Артем не любил – это было чревато неприятностями. Поэтому на время пребывания в род­ном доме приходилось воздерживаться от пагубной привычки, поддерживая в роди­телях заслуженную веру в непорочность их милого сына. Хотя, скорее всего, они до­гадыва­лись, что непорочность также чужда их отпрыску, как и им самим. Все мы люди, все мы из отряда приматов.

Докурив первую за три дня и поэтому такую приятную сигарету, лицемерный сын строгих родителей принялся ловить авто. Первые две машины – “Запорожец” и старенький “Жигуленок” – не внушали мысль о комфортабельной поездке, и он даже не стал пытаться их остановить, и лишь проводил насмешливым взглядом. Но вот по­казалась иномарка, Артем поднял руку. Жест подействовал не хуже жезла гаиш­ника – машина тут же остановилась. “В Луганск? “ – коротко спросил Артем и, уви­дев по­ложительный кивок водителя, залез в салон. Все складывалось как нельзя лучше.

Внутри было тепло, пахло приятной смесью запахов табака и одеколона. Води­тель резво рванул с места. Поездка началась. Артем удобно откинулся в кресле и при­готовился молчать. Но молчание не было тем золотом, которое ценил хозяин машины – он предпочитал золотишко поматериальней.

-За какими пряниками едешь в Луганск? – спросил водитель, начиная длительное и приятное балабольство.

-Да так, - процедил Артем. – Учусь в институте

-Извини за нескромный вопрос – а зачем?

Юноша повернулся в сторону собеседника. Признаться, тот был личностью весьма колоритной: высокий лысеющий лоб, крючковатый нос, выпирающий подбо­родок и взгляд - пронзительный взгляд немигающих черных глаз. Довершала кар­тину черная кожаная куртка, натянутая на мускулистые плечи и до безобразия без­вкусная печатка на безымянном пальце правой руки. ” Мефистофель!” – была первая же пришедшая на ум ассоциация.

-Наверное, хочешь стать умным? – продолжал водитель.

-Просто не хочу быть дураком, - ответил Артем. Лицо шофера казалось ему знако­мым, хотя он был уверен, что видит его впервые. Было в этом облике нечто обоб­щаю­щее, великое и мистическое, хотя вместе с тем рядом с ним сидел самый зауряд­ный нувориш, к тому же, скорее всего, весьма недалекий человек.

-Есть у меня братуха, - водитель саркастически усмехнулся, - так тот тоже, как и ты – учился. Ученым стать хотел. Все в детстве меня подначивал: “Были, “ – говорил, - “у отца два сына. Один умный, а другой – ты. “ Я этому умнику недавно пару сотен подкинул, а то зима на носу, а детей одеть не во что. Жалко племяшков-то. Вот такие дела. Жизнь-то, она покажет, кто умный, а кто просто – умник.

-А что с ним случилось?

-С кем? С братом? Инженер сейчас. Изобретатель. Только вот как зарплата выгля­дит уже забывать начал. Зато патентов за изобретательство – хоть на стены вместо обоев клей. Гора целая. Да только жрать-то ты их не станешь! Правильно я говорю?

- ...Не знаю... Возможно, ему просто в жизни не повезло.

-Не повезло? Наверное, так и есть. Всем нам либо фартит, либо наоборот. Один мой знакомый – очень умный мужик – говорил, что жизнь – это просто карточная игра. И тот, кто на небесах сидит, - водитель поднял вверх указательный палец, - Бог, зна­чит, всем эти карты сдает. Кому лучшая карта досталась – тот и выиграл.

-Артем мысленно улыбнулся: “Ну, мне-то карта попалась неплохая: отец – туз, мама – дама, друзья и знакомые – короли с вольтами, да и образование – десятка плюс козырная пятерка. С такой картой можно и поиграть”.

-И еще он говорил, - водитель любовно погладил руль машины, - что хороший иг­рок, даже если ему и попалась плохая карта, умело блефуя, может выиграть!

“Это он про себя, “ – догадался Артем по самодовольному виду водителя.

-Но главное, парень, запомни – острый взгляд впился в юношу, - что больше всего шансов у того, кто в нужный момент вытащит из колоды джокера!

“Ага! “ – вспомнил Артем. – “Вот где я видел это лицо. Карточный джокер! Надо же, какое сходство.”

-А вы? – спросил он водителя. – Вы своего джокера вытащили?

-Я?! – немного недоуменно переспросил тот и зашелся долгим каркающим смехом.

“Шизанутый, “ – вынес диагноз Артем и отвернулся к окну. За окном в дикой скачке мелькали обрывки пейзажей, сменяясь один за другим. Первый снег еще не по­шел.

После длительной паузы послышался голос водителя:

-Хлопотное это дело, приятель, - сказал он таким тоном, будто разговори не пре­кращался, - искать в колоде нужную карту, поэтому я свои научился доставать из ру­кава.

Звонко щелкнул прикуриватель, и водитель принялся раскуривать большую тол­стую сигару, усиленно пыхтя и причмокивая.

-Кстати, меня зовут дядя Миша, - прокашлял экс-незнакомец, выпуская струю ед­кого дыма и пытаясь вставить прикуриватель на место. Руль, почувствовав свободу, тут же дернулся влево. Мчавшуюся по мокрому асфальту машину кинуло на встреч­ную полосу.

Из-за поворота,грохоча и рыча, словно сказочный монстр, надвигался грузовик. Где-то в глубине его кабины изумленно раскрылись глаза водителя-дальнобойщика, но дядя Миша уверенно крутанул баранку, и джип вернулся на свою сторону, недо­вольно скрипя рессорами и сожалея о так быстро потерянной свободе.

-Артем, - облегченно выдохнул молодой человек, продолжая неожиданно пре­рванное знакомство. Он оглянулся на уже не такой грозный грузовик:

-Ну вот, чуть водителя грузовика до инфаркта не довели. А у него дома любов­ница, жена, дети и куча клиентов на ворованную солярку,и все ждут - не дождутся своего кормильца.

-Да вы циник, юноша. А во всем, что касается человеческой жизни нельзя быть циником. И потом, разве вам в школе не говорили, что цинизм – это пошло?

-А я думаю, что цинизм - это правда,сказанная резко - попробовал защититься Артем.

-Правда, как и ложь, - продолжал водительпрежним покровительственным тоном, - категории не постоянные, и в этом мире они так же часто меняются местами, как носки у лондонского джентльмена. Из этого нетрудно сделать вывод, что цинизм является обыкновенным человеческим пороком.

“Странный этот дядя Миша, “ – подумал Артем. – “То чуть ли не на блатной фене шпарил, а тут заговорил как потомственный интеллигент. Даже как-то неудобно те­перь его дядей Мишей называть. Надо бы, что ли, отчество спросить “.

-Извините, а вы не скажете, как ваше отчество?

-Знаешь, Артем, человека за его долгую, или не очень долгую, жизнь зовут по-разному. Сначала – пупсик, потом по имени, в школе - по фамилии,а когда он достигает опре­деленного положения в обществе, уже по имени-отчеству. Но иногда бывает такое, что его начинают называть “Ты кто? “, и тогда он сразу утрачивает свою человече­скую сущность.

Артем обернулся к собеседнику, продолжавшему вслух размышлять о цене и ценности чело­веческого статуса.

Непостижимым образом весь облик водителя преобразился, став до крайности фешенебельным, даже уголовная татуировка на запястье поблекла и стала едва различима, лишь только вульгарная печатка и режущий взгляд остались преж­ними.

А вдоль дороги куцые посадки продолжали чередоваться с маленькими убогими мирками маленьких сельских людишек, непременными атрибутами которых были глино­бит­ные хаты, покосившиеся коровники, беспробудное пьянство и разбитые тракто­ра, ржавеющие в колхозных полях. Полусонные колхозники не спеша, вершили свои ни­чтожные дела; потерянное в трех соснах стадо коров, жевавшее неубранную ка­пусту, десятками голов недоуменно оглядывалось вокруг. И, словно бы в довершение отрад­ной картины умиротворенной сельской жизни, не проспавшийся со вчерашнего меха­низатор самозабвенно мочился в придорожную лужу. Мутными глазами он про­водил промчавшийся мимо автомобиль, и из глотки его вырвалась какая-то непонят­ная фраза с преобладанием звука “е.”

Примерно такой же тирадой отреагировал дядя Миша на внезапно выбежавшую на дорогу плешивую собачонку, еле выскочившую из-под колес машины. Эти слова прозвучали довольно комично после всех тех философских измышлений, мгновение назад слетавших с тех же самых уст. Но будто опомнившись, водитель вновь загово­рил размеренно и рассудительно:

-Этот пес, видать, решил покончить с жизнью, но в последний момент передумал. Явление, впрочем, характерное для большинства самоубийств. Человек прядет нить существования, но однажды это ему надоедает, и он решает уйти. И вот, когда уже все готово, и постылая бренность отсчитывает свои последние секунды, он вдруг по­ни­мает, что - то, что его ждет там, гораздо хуже того, что было здесь, и что жизнь – это всего лишь вялая разминка перед лихорадочным забегом по полигону страданий. Вот тут-то страх смерти берет верх и человек делает шаг назад... Да только не всем хва­тает прыти в последний момент выпрыгнуть из-под колес рокового автомобиля.

Водитель замолк, но по его напряженному лицу было видно, что он все еще про­должает читать монолог, но уже про себя.

-Я вообще не понимаю, - подал голос Артем, - зачем люди лезут в петлю?

-Все очень просто. Жизнь с детства издевается над человеком, и, в конце концов, человек тоже решает поиздеваться над жизнью. Сильные начинают убивать других, слабые убивают себя.

-Вы хотите сказать, что убить себя легче, чем другого?

-Не легче, молодой человек, не легче. Но зато гораздо проще...

Тем временем из грязного и серого придорожного убожества показалось празд­нично раскрашенное здание современной автозаправочной станции. Простой и доходный бизнес позволял содержать обширный штат работников в цветастых фирменных комбинезо­нах, а чистота и порядок, непривычные для данных мест, наводили на мысль о соот­ветствии лучшим европейским стандартам. Как только дядя Миша припарковал ма­шину, к ней тут же подбежал услужливый молодой человек и стал в позу, красноре­чиво говорящую: “Готов оказать любую услугу (интим не предлагать) ”.

Дядя Миша приоткрыл окошко и просунул в него хрустящую бумажку:

-Кореш, налей сорок литров, лады. Сдачу оставь себе.

Парень схватил купюру и ловко поскакал выполнять распоряжение.

-Недурно тут пацаны устроились, - размышлял дядя Миша, осматривая заправку. - Наверное, немало капусты рубят. Вон сколько шестерок себе наняли, и все разодетые, как последние фраера. Бензин, брат, дело денежное.

Артем скривил рот: “Опять на блатняк перешел дядя Миша. Издевается что ли. Может он шибанутый; какой-нибудь маниак дорожный – тогда надо быть поосто­рож­ней. А может быть он актер? Сидит человек и прикалывается по-своему, а я тут голову ломаю, в чем дело. Сейчас еще посидит немножко и начнет Гамлета, “Быть или не быть”, читать”.

Но дядя Миша Гамлета читать не стал, а вместо этого включил радио и выкрутил музыкальную волну. Умилительные шведки из “Ace of base” дружно запевали попу­лярную песенку под сладенькие звуки синтезаторов.

-Хорошо поют, враги! Вот только интересно о чем?

-Что-то о счастливой нации, - ответил Артем, уловив знакомые слова.

-Это у них там, что ли, счастливая нация? – дядя Миша ухмыльнулся. – Все зажра­лись, супостаты, чтоб их всех чертям на потеху!

Он завел машину и тронулся в дальнейший путь. Джип, забавляясь своей силой и мощью, напряг механические мускулы и ринулся на пролом через стену встречного воздуха. Пусть все знают, кто на этой трассе царь зверей!

Водитель молчал, слушая радио, и лениво смотрел на дорогу. Юноша отвернулся к боковому окну, но примелькавшаяся действительность за стеклом уже не возбуждала в нем прежнего интереса. Незатейливая музыка и раннее пробуждение в совокупном ре­зультате породили дрему, и Артем, удобно откинувшись в кресле, заснул.

Уже при въезде в Луганск его разбудил голос водителя:

-О чем задумался, браток?

Артем разодрал веки и потянулся.

-Просто мечтаю.

-И о чем же мечтаешь?

-Да обо всем, чего у меня нет.

Дядя Миша рассеянно угукнул и воткнул взгляд в лобовое стекло, напряженно следя за дорогой. Интенсивное городское движение не располагало к вальяжным бе­се­дам, требуя от водителя предельного внимания и осторожности. Одно неловкое дви­жение руля могло привести к покореженному бамперу, а то и к разбитой фаре. Мно­гочисленные транспортные средства всех мастей и расцветок бестолковой ора­вой сно­вали по улицам, тасуясь как карты в руках шулера, выстраиваясь в чадящие очереди на перекрестках и иногда давя зазевавшихся прохожих.

На одном из перекрестков стоял забавный клоун в облике гаишника и нервными взмахами полосатой палочки безуспешно пытался управлять потоком стальных зве­рей. В его голове барахталась мечта о более спокойном и гораздо более денежном по­сту где-нибудь на окраине города. Мечта у каждого своя.

На следующем перекрестке машина остановилась возле набитого до беспредела автобуса. Десятки измученных и завистливых взглядов сыпались из него в комфорта­бельные салоны стоящих рядом автомобилей. Артему были неведомы ощущения ут­реннего пассажира автобуса, но он слышал историю, как один из его одногруппни­ков, вынужденный ежедневно вкушать прелести общественного транспорта, решил одна­жды пошутить. Надев рабочую робу и вымазавшись с ног до головы краской и мелом, он попытался залезть внутрь автобуса в час пик. Благодарные попутчики за это чуть не вы­толкнули его в окно, и только слишком широкая для автобусного окошка ком­плекция шутника и отменное знание им русского мата не позволили свершиться вто­рому акту комедии.

Но Артем был далек от тех мест, где человекоплотность достигает от восьми до десяти особей на квадратный метр, и, свободно расположившись в кресле джипа, он вскоре подъехал к центральному зданию института. Путь был окончен, Артем вышел из машины и стал разминать затекшие ноги. Поблагодарив водителя, он спросил, сколько он ему должен. Этот несмешной, и, в общем-то, довольно банальный вопрос, вызвал у водителя взрыв дикого хохота, который закончился также быстро и неожи­данно.

-Не беспокойся, сынок, - ласково промолвил дядя Миша, - отдашь как-нибудь в другой раз.

Дверь захлопнулась, и джип унесся прочь. “У дяди Миши едет крыша, “ – ска­ламбурил Артем и двинулся в сторону института. Образ странного водителя еще не­ко­торое время занимал его мысли, но затем поблек, потух, оставив только след в виде джокерной ухмылки, и сменился размышлениями о грядущей сессии. Предстояло го­рячее времечко, и необходимо было решить, кому и куда нужно сунуть, чтобы все прошло чинно и гладко. Слава богу, это была не первая сессия в карьере Артема, и все механизмы были уже давно отлажены.

ГЛАВА 3

ШЕСТЕРНАЯ НА ПИКАХ

Окрестности студенческого городка, по которым шел юноша, были по воскрес­ному безлюдными. Лишь редкий студент с красными глазами и пересохшим ртом вывали­вался на улицу, чтобы купить в ближайшем киоске так необходимую ему с утра бу­тылку минералки или колы. Окна общаг были вызывающе безлики, но за мутными стеклами, занавешенными дырявыми шторами и вчера постиранными трусами, парили умные мысли, дух свободы и винный перегар.

При входе в общежитие мужеподобная вахтерша по кличке “Полкан “ проводила Артема ненавидящим взглядом, но он, впрочем, не обратил на это особое внимание. Зверский взгляд, склочный характер были и являются не отменными атрибутами каждой вахтерши, потому, как известно, что “вахтерша” – это не профессия, это болезнь. При­чем неизлечимая.

Уже на лестнице в нос юноши шибанул тлетворный запах общаги. Артем брезг­ливо поморщился – за неделю жизни здесь он так и не смог привыкнуть к этой жуткой смеси из помойного смрада, алкогольной кислятины, вони не смытого в туалетах дерьма и аромата жареного сала. На одной из стен кто-то написал очередное ругатель­ство, а на полу валялись осколки разбитой бутылки.

Как можно скорей Артем взбежал наверх и ворвался в комнату. Открыв форточку, он опустился на кровать. Теперь можно было, не спеша закурить сигарету и подумать.

В этом гадюшнике Артем оказался совершенно случайно, так сказать, по злой иронии судьбы. Родители покупали ему уютную квартиру, облагороженную евроре­монтом, но произошли определенные задержки с документами. Все бы ничего, да только неделю назад Артем съехал со снимаемой им квартиры и в результате оказался без жилья. Ничего не поделаешь, пришлось на пару недель перебраться в общагу.

Юноша вспомнил, как неделю назад он попал сюда. Это был шок! После кратко­временного, но неистового, боя с вахтершей и созерцанья исписанных стен, Артем поднялся наверх. И тут он увидел ЭТО! ЭТО сделал не в меру объевшийся и обпив­шийся студент пол часа тому назад, и по своему виду, форме и составу оно напоминало пиццу, хотя пиццей, естественно не являлось. Привычные обитатели общежития обхо­дили это стороной, как будто бы подобные произведения были здесь в порядке вещей. Но для Артема такое зрелище было непривычным, и, с подкатившим к горлу комом, он поспешно бросился к раскрытому окну хлебнуть свежего воздуха. “И как только здесь люди живут? “ – думал он, глубоко и часто дыша. Но Артем ошибался. Люди в этом доме уже давно не жили. Лишь только мыши, студенты и тараканы.

В общем, общага на юношу произвела небывало мерзкое впечатление. С отчаяния он, было, решил, что лучше уже ночевать на улице, но там стояла холодная поздняя осень, и из двух зол пришлось выбирать меньшее.

За неделю Артем немного пообтерся и даже принял участие в разлихватской пи­рушке, результатом которой были разбитое окно и напуганные похабными обещаниями первокурсницы. Но все равно, каждой вопящей от омерзения клеткой своего тела он чувствовал, что этот мир - не его. В этом мире все казалось вытесанным топором и так отличалось от всего того утонченного, к чему Артем привык с детства.

И сейчас, сидя на скрипучей кровати в одной из многочисленных обшарпанных комнат общежития, он чувствовал себя золотым кольцом, случайно упавшим с руки Творца в груду железных опилок. Но скоро это неприятное недоразумение должно было разрешиться – Семен Израилевич, с помощью которого приобреталась квартира, дол­жен был все уладить.

Вспомнив о юристе, Артем улыбнулся. Да, Семен Израилевич Шейсман был лич­ностью архи-выдающейся. Этот маленький плешивый человечек при Советской власти был директором овощной базы. Когда было решено, что коммунизма не будет, и нужно строить демократию, оказалось, что у директора продовольственной базы есть весьма солидное юри­дическое образование, о чем до этого никто не знал, и большой адвокатский талант. В то время как наименее умные сыны Израиля, измученные многовековой тоской по ро­дине, ринулись на Землю Обетованную, наиболее типичные представители данной на­ции начали извлекать выгоду из сложившейся в стране ситуации. Одним из таких та­лантливых потомков Авраама, решивших, что склепы Сиона подождут, а дело нужно делать, покуда есть на то возможность, был и Семен Израилевич.

Он организовал адвокатско-нотариальную контору под названием “Стикс“, и что бы вы хотели – дело пошло! Довольные клиенты щедро благодарили Семена Израиле­вича, и от щедрот этих лицо адвоката пухло и лоснилось. Добрая часть городского бо­монда считала за честь называть его своим знакомым, а некоторые озлобленные нище­той языки поговаривали даже, будто он связан с организованной преступностью. Но словно в отместку этим грязным слухам, ездил Семен Израилевич на своем стареньком “Москвиче” восьмидесятого года выпуска, а по вечерам слушал не Мишу Шуфутин­ского и Толика Полотно, а Гайдна, Моцарта и Баха.

Артем подумал, что неплохо было бы позвонить Изральичу. Он спустился вниз и набрал знакомый номер.

Адвокатская контора “Стикс “, - промурлыкал из трубки приятный женский го­лос. Как известно, все маленькие лысеющие адвокаты любят высоких длинноволосых блондинок-секретарш.

Артем попросил позвать Семена Израилевича и через некоторое время услы­шал вкрадчивое “Алло?!”.

-Здравствуйте, Семен Израилевич, это Артем, - бодро отрапортовал юноша.

-Здравствуйте, Артем. Как ваши успехи?

-Все успехи еще впереди. А как дела у вас?

-Спасибо, дела идут хорошо. Слава богу, еще не один клиент на “Стикс” не жа­ловался. Как здоровье вашего дражайшего батеньки?

-Батенька с маменькой милостью божьей ныне утром укатили в Париж, - подде­лался под тон адвоката Артем.

-Прощай, мой дом, привет, Париж, красиво жить не запретишь, - проговорил Семен Израилевич. – Если, конечно, у вас есть хороший адвокат. Впрочем, это все па­тетика, а Вас, Артем, наверное, интересует, как обстоят дела с Вашей квартирой. Так вот, спешу Вас обрадовать – уже в понедельник, то есть завтра, ключи от квартиры бу­дут в Ваших благородных руках.

Артем мечтательно закрыл глаза: завтра! Собственная квартира открывала массу заманчивых перспектив, по меньшей мере, не нужно было больше мотаться по съемным углам. Искренне поблагодарив адвоката и услышав в ответ неизменное: “Всегда к Вашим услугам”, юноша повесил трубку и призадумался. Впереди был тягу­чий воскресный день, который нужно было как-то заполнить, и желательно поприят­ней.

Украшать общагу своим присутствием не хотелось, и Артем решил выдвинуться к Андрею в бар “Риф”, который занимал все крыло первого этажа пятого общежития. Сейчас бар находился на капитальном ремонте, в процессе которого он должен был превратиться из тривиальной рюмочной в произведение изящного искусства.

Перешагнув через горы строительного мусора и пройдя заляпанный известкой коридор, Артем попал в основной зал и с восхищением заметил: “Да, дела идут!”. Все стены помещения уже украшала маринистская панорама, выражавшая ярость Нептуна у какого-то зачуханного экваториального атолла, плавно переходящая в свинцовые тучи из пенопласта, свисавшие с потолка. Стойки пока не было, а вместо стоявших здесь ранее столиков и стульев торчали сваренные из швеллера скелеты будущих ка­бинок. По замыслу творца-дизайнера, после своего завершения, они должны были до­бавить толику домашнего уюта в этот эпицентр бушующей стихии.

“Странно, дверь открыта, а никого нет, “ – прислушался Артем, и как бы в ответ из-за двери офиса раздался дружный гогот дюжины глоток. Юноша вежливо посту­чался, и визгливый голос прокричал: “Entre”. Артем толкнул дверь и вошел в комнату. Перед его глазами предстал единственный островок, не затронутый глобальным ре­монтом. Посередине стоял импровизированный стол, вокруг которого сидела вся ре­монтная бригада и с чавканьем поглощала обеденную пищу. Во главе стола, как и по­лагалось боссу, сидел Андрей.

Среди колбасы, нарубленного сала и яичной скорлупы гордо возвышалась бу­тылка израильской водки со странно русским названием “Стопка”.

-Добрый день, господа, - тактично поздоровался Артем.

“Господа”, замусоленными пальцами куря “Беломор” и набивая рты солеными огурцами, промямлили:

-Здорово! Заходи! Бухнешь с нами?

Среди развязных потомков люмпен-пролетариата Андрей, легким кивком по­приветствовавший Артема, выгодно отличался отточенностью манер. Недостаток ин­теллигентского воспитания он с лихвой возмещал понтами новоиспеченного нового русского и изученными по книжкам правилами этикета.

По рассказам самого Андрея, его растила тетка, которая работала педиатром в поликлинике. Детство Андрея прошло в непрерывных авантюрах и невинных шало­стях, в результате чего после восьми лет учебы ему пришлось оставить школу, так как утомленный учительский персонал был не в состоянии еще два года выносить гени­альные придумки юного затейника.

Даже в период летних каникул мальчик Андрюша не давал передышек своей мятежной душе. “Да, у ребенка богатое воображение”, – говорили воспитатели пио­нерлагеря, созерцая, как из некоторых лагерных сортиров идет верхом дерьмо. Ини­циатора преступления выдали свои же коллеги-подельщики после того, как всю муж­скую половину лагеря вместо того, чтобы смотреть с девочками кино, заставили три часа маршировать на пионерском плацу. На вопрос “Зачем ты бросил дрожжи в туа­лет?” Андрей, одухотворенным тоном естествоиспытателя без обиняков и уверток от­вечал: “Я ставил эксперимент”. История умалчивает, чем все закончилось, но, наверное, в этот момент он чувствовал себя Коперником, представшим перед судом инквизиции.

Однако, во всех своих затеях Андрей не опускался до низкопробного уровня битья стекол, поджигания кнопок в лифтах и обламывания зеркал заднего вида у припарко­ванных автомобилей. При большом многообразии вытворяемых им чудес, все их объ­единяла неожиданность замысла и жажда познания окружающего мира.

Способности к точным наукам, несмотря на удивительную школьную харак­теристику, позволили ему без труда поступить в строительный техникум. С этих пор безоблачное и тихое существование для преподавателей техникума закончилось. Не­смотря на многочисленные попытки отчислить его из учебного заведения, Андрей все четыре года с гордостью пронес звание старосты группы. Хотя последняя афера с журналом успеваемости переполнила чашу терпения преподавателей, и группа была расформирована, а для самых активных участников подлога срок сдачи диплома был перенесен на полгода. Все могло бы закончиться гораздо хуже, но Андрей умел дого­вариваться с людьми, а люди не смогли отказаться от халявного коньяка.

После сдачи диплома нехитрым маневром была откошена армия. Потом удач­ная женитьба, и тесть устроил его в какое то строительное управление, где целый год Андрей постигал нехитрые основы отечественного бизнеса. К слову сказать, в те вре­мена со стройматериалами было туго, и поэтому, один из очередных просителей, уже отчаявшийся получить давно выписанный кирпич, предложил посодействовать посту­плению в университет.

Так Андрей стал студентом заочником экономического факультета. Начав учебу, он сразу же начал использовать теорию на практике и, сойдясь с нужными людьми, организовал ЧП, коему принадлежала пара ларьков и арендованное институт­ское помещение под бар. Со временем, когда компаньоны путем неизвестных никому махинаций были сброшены как уже ненужный балласт, и в управлении фирмой воца­рилась монархия, в баре начались кардинальные перемены, материализовавшиеся в виде ремонта.

В число ремонтников входили повар, и оба бармена, которые теперь трудно узнавались в замызганных робах с “Беломором” в зубах, ведь Артем привык их видеть в строгих костюмчиках, покуривающих “Presedent” у стойки.

Артем присел на свободный стул и закурил. Один из барменов наполнил гра­неный стакан с отколотым краем и профессиональным жестом протянул его Артему.

-…Так вот, значит, - продолжал повар Витя прерванный приходом Артема рассказ. – Заполнили нам баки бензином, колонна ждет отправки, ну прапорщик и ре­шил развлечь нас. Открывает бензобак, и спичку туда. Мы на землю, но так как бак полный, оно полыхнуло слегка, и прапорщик затушил пламя, прикрыв горлышко крышкой. Мы постояли еще немного – и в путь. Отмахали пару сотен кэмэ и остановились пожрать. Колонна – машин сорок. И рядовой Худайбердыев заявляет: “Моя твоя будет фокуса показывать!” И не успели мы ртов раскрыть, как он швыряет спичку в практи­чески пустой бак. Тут как ебнет, мы все на сраки попадали. Три ЗИЛа в пепел, как с куста, офицеры матерятся, мы за огнетушители, а этот припиздок очухался и причитает: “Моя новая бушлата сгорела…”

Тут дверь открылась, и в комнату вошел еще один гость.

-Привет, мужики, - небрежно бросил он. – Бухаете?

-Та не, так, обедаем, - ответил один из работников. – Разве с бутылочки набу­ха­ешься?

В вошедшем парне Артем узнал Макса, который тоже был студентом эко­нома и за годы учебы приобрел репутацию человека хитрого, изворотливого и себе на уме, хотя с первого взгляда казался в доску своим и душой компании. Артем так и не по­нял, что связывало Макса и Андрея, но лично для себя он считал таких людей опас­ными и по возможности избегал общения с ними.

-Блин, еле добрался, - посетовал Макс, протягивая руку к стакану. – Под Но­во­айдаром колесо у автобуса лопнуло, прямо как бомба. Все сначала очконули, а по­том глумиться над водителем начали. Весело они там с колесами носились.

-Долго стояли? – спросил один из маляров.

-Где-то около часу. Колеса от “Икаруса” перебортировать это вам не само­кат справить.

Макс достал из кармана коробок, набитый чем-то зеленым, и стал опусто­шать папироску от табака.

-Так парни! Конопуху в другом месте смолить! – властно бросил Андрей.

Осенью курение конопли входило в повальную моду среди студентов, но так как чаще всего это была дичка, нарванная тут же в соседних палисадниках, то ни­чего кроме противного вкуса и запаха жженой травы она не давала. И курили эту дрянь не ради кайфа, а для того, чтобы порисоваться перед товарищами.

“Ну вот, опять выпендривается”, – мелькнула мысль у Артема. Пожав пле­чами Макс спрятал коробок.

Бойкая мужская компания увлеченно обсуждала превратности транс­порта; по­сыпались байки, связанные с дорожными приключениями. Андрей оторвался от всеобщего обсуждения и повернулся к Артему:

-Ты на своей машине приехал?

-Нет, на попутке.

-А че, твой car поломался?

-Родители с ключами от гаража уехали, - пояснил Артем и начал рассказы­вать о своей утренней поездке, во всех красках описывая странности хозяина джипа.

-У вас, у богатых, свои причуды, - с пролетарской прямотой и злобой заметил один из ремонтников, прислушивавшийся к их разговору.

-Тебя ебет? – осадил его Андрей, прочитав недоумение на лице Артема.

Универсальность Андрея состояла в том, что он в равной степени мог об­щаться как со сливками общества, так и с его низами, легко меняя манеру разговора. Ремонтник обиженно заглох.

-Кстати, Андрей снова повернулся к Артему. – Я тут позавчера с тремя хорь­ками познакомился. Первокурсницы с эконома, живут на квартире. Упакованы а-ля Париж, по первому классу, а понтов в ихних маргариновых головках на пять граф­ских фамилий будет.

Артем понимающе кивнул.

-Так что тут утонченность манер нужна, - продолжал Андрей; Без тебя не обойдешься. Думал, прокатим их на твоей тачке, устроим светский раут, плавно пере­ходящий в непринужденный бардачок.

-Да знаю я этих сук, - вставил свое едкое слово Макс. Тут все бросились об­суждать новую тему, стали давать похабные советы и строить гнусные предположе­ния.

-Ты что, Андрей, тут месячник культуры речи объявил? – подивился Ар­тем извращенной изобретательности своих сотрапезников. Для него самого общение с да­мами было вещью возвышенной и сакраментальной. А тут выдавались такие перлы, до которых не могли додуматься самые продвинутые сексуальные маньяки прошлого и современности.

-Что вы, козлы, ржете, - вклинился Андрей. – Эти дамочки не для ваших ко­нюшен. С вашим интеллектом и потными носками только блядей на вокзале сни­мать.

-Да, тут культура нужна, - попробовал откреститься от остальных Макс. А один из барменов обиженно заметил, что на его жизненном пути не раз встречались настоящие леди и не чета этим, при этом, умолчав, что свои любовные опыты он начал в подвале, где они всемером трахали дворовую девку по кличке “Канистра”, о чем он до этого неоднократно увлеченно рассказывал.

Тем временем Витя разлил остатки горючего по стаканам и, выкрутив из бутылки последние капли, предложил дернуть по последней. Обед был окончен, но на лицах ремонтников читалось полнейшее отсутствие желания продолжать работы. Они лениво дожевывали остатки лука, покуривали папироски и поглядывали друг на друга.

Проницательно уловив настрой ремонтной бригады, Андрей сказал:

-Ну ладно. На сегодня хватит работать. Пойдем-ка лучше в футбол пого­няем.

Взгляды работников повеселели и оживились. Из угла был тут же из­вле­чен футбольный мяч, остатки и отходы от обеда молниеносно убраны, и жизнера­дост­ной походкой убежденных физкультурников толпа повалила на улицу. Артем, ко­то­рый был весьма далек от спорта, попробовал отмазаться, сославшись на отсутствие подхо­дящей обуви. Ведь футболист в лаковых туфлях ненамного лучше балеруна в кирзо­вых сапогах. Но Андрей вытащил из кучи побелки старые кроссовки и поставил их пе­ред Артемом.

-На! Специально для дорогих гостей храню, - улыбнулся он.

Артем поискал в уме еще причину, по которой он не может играть в фут­бол, но не нашел таковой и стал переодеваться.

Через несколько минут новоиспеченные спортсмены, горящие жела­нием на­клепать как можно больше банок противнику, прибыли на поле боя. Оно было им уже хорошо знакомо, так как Андрей уже не раз организовывал футбольные матчи по окончании рабочего дня, и это превратилось в добрую традицию. Обычно проиг­рав­шая сторона поила победителей пивом.

По указанию Андрея игроки разделились на две команды. Себе он взял Ар­тема, Витю и обоих барменов – Руслана и Серегу. Максу же, вызвавшемуся руково­дить противоположной стороной достались дебелые ремонтники – краса пролетариата.

Совмещая обязанности судьи и капитана, Андрей отметил середину поля и поставил туда мяч, который некоторые телевизионные комментаторы двусмысленно называют “кожаным дружком”, вгоняя в краску немногочисленных поклонниц муж­ской игры. В следующее мгновение “кожаный дружок” больно получил ногой под-дых, и футбольная баталия началась.

Сочетая мощные удары с крепкими словами, игроки самоотверженно но­си­лись по полю. Команда Макса явно превосходила соперников по физическим кон­ди­циям, но то ли благодаря футбольному мастерству Андрея, то ли оттого, что Витя стоял в воротах как паук, всеми конечностями вытягивая из углов не берущиеся мячи, но Макс постоянно проигрывал. Он покрикивал на своих игроков, лез вон из кожи, но игра не шла.

-Давайте поменяемся воротами! – предложил он наконец.

-Ты думаешь, это вам поможет? – со спортивной издевкой спросил Анд­рей.

-Посмотрим… - выдавил Макс. – Если бы еще этим козлам мама с папой ноги правильно вставили, - он презрительно посмотрел на своих игроков.

-Слышишь, ты за базаром поприследи, проворчал один из них, – сам дере­вянный по пояс, а мы ему виноваты.

Макс скривил гримасу и открыл рот, чтобы ответить уничтожающей ти­радой, но Андрей прервал его:

-Хорош ругаться. Давайте играть. Время не терпит.

Раззадоренные стычкой, бросая на Макса свирепые взгляды, ремонтники с гладиаторской самоотверженностью продолжали игру, борясь за каждый мяч и не­щадно костыляя соперников по ногам. Но все, что им только удалось, так это сокра­тить раз­рыв в счете до одного мяча.

Увлеченные азартом игры, молодые люди не заметили, как небо заволок­лось сизой пеленой. Тучки пыжились, пыжились и, наконец, разразились холодным дождем.

-Короче, вы проиграли, - поставил победную точку Андрей.

-Давайте еще до одного гола поиграем, - предложил Макс неудовлетво­рен­ным тоном капитана проигрывающей команды.

Андрей покачал головой.

-Дождь пошел, да и Витя куда-то собирался ехать.

-Ну, попозже поедет, - не унимался Макс. Он все же жаждал вырвать ни­чью.

-Мне через час нужно быть уже на вокзале, - как бы извиняясь, произнес Витя. Андрей взял куртку и направился к бару; все двинулись за ним. Сплюнув с до­сады, Макс поплелся следом.

Попав в бар, игроки разбрелись переодеваться в цивильные одежды, обсуж­дая нюансы и перипетии прошедшей игры. После энергичной беготни недавний обед удобно улегся в молодых желудках, оставляя ощущение сытости, которого была ли­шена пара арендованных кроссовок. Это совместное дитя австрийского концерна “Adidas” и китайских лицензионных производителей жадно просило есть.

-Кажется, они больше не смогут послужить дорогим гостям, - сказал Артем, протягивая Андрею добитые кроссовки. Тот повертел их в руках и философично заме­тил:

-Да, для них реанимация уже бессильна. А как в жизни бывает?: родили вас красивыми и блестящими, холят и лелеют. А почему? Потому что вы являетесь пред­метом гордости! Ты, Артем, никогда не обращал внимания, как относятся родные и близкие к розовощеким младенцам? И что происходит, когда эти милые создания трансформируются в дряхлых стариков? В лучшем случае, там, у них, - и он указал рукой примерно на запад, - их сдают в дорогие камеры хранения. А у нас они так и по­дыхают больными и всеми забытыми.

Андрей тоскливо взглянул на кроссовки и бросил их в мусорный ящик.

-Ты бы им еще похоронный марш сыграл, - ехидно заметил Макс.

-А вот у меня дед в деревне, - вступил в разговор Витя, - в девяносто лет сам со всем справляется.

-Так он потому и сам со всем справляется, что у него выхода другого нет. А может лечь и помереть спокойно не может, потому что у него времени на это нету – нужно дрова рубить, - вставил подошедший Руслан.

-Так ты что, Витя, к деду в деревню собрался ехать? – спросил Макс. Мысли о важности Витиной поездки, из-за которой прервалась игра, не давала ему покоя.

-Нет, друга проводить надо, он в плавание уходит.

-Что, прям из Луганска? – с деланным удивлением спросил Руслан.

-Из Луганска поездом в Харьков, а потом во Владивосток…

Все знали о славном мореманском прошлом Вити “Кок – это первый чело­век на корабле!” – говорил он, начиная длинные рассказы о морских приключениях и портовых проститутках всех национальностей, форм и расцветок. А сушенный дальне­восточный краб фантастических размеров, подаренныйим Андрею, был основной дос­топримечательностью бара “Риф”.

-…Мы с Лехой Лыгиным на одной посудине ходили, - продолжал Витя. – Он у нас радистом был. На почве землячества и сдружились. Я вот на берег списался, а он до сих пор по морям болтается.

К тому времени четверо наемных работников, наспех переодевшись и по­прощавшись, выбежали из бара, опасаясь, что шеф передумает и загрузит их новой ра­ботой. Оставшиеся в баре от скуки тынялись по углам.

-А может нам с Витей поехать?! – предложил Андрей.

Все индифферентно промолчали.

-А что, возьмем шампанского и проводим по крутому, - развивал он свою идею.

Бармены восприняли его слова как приказ и, взяв ключи от склада, пошли выбирать шампанское.

-Не забудьте захватить фужеры, - крикнул им вдогонку Андрей. – А вы с нами поедете? – спросил он, обращаясь к Артему и Максу.

-Посмотрим, - ответил Макс.

-Не знаю, - ответил Артем.

-Ну, решайте быстрей, - Андрей отряхнул от пыли спортивную сумку.

Бармены вернулись со склада, победно потрясая в руках коробкой с фуже­рами и бутылкой шикарного коллекционного шампанского “Крым сект”.

-Подороже ничего не могли найти? – саркастически заметил Андрей.

-Извини, шеф, “Пириньона” не было, - в том же ключе ответил Руслан.

-“Мадам Клико” тоже, - добавил Сергей.

Менять шампанское на более дешевое уже не стали и дружно вывалились ловить такси. Долго машину искать не пришлось. Неподалеку от бара на остановке скучали автоизвозчики, дожидаясь клиентов. Парни, не теряя времени, подошли к од­ной из машин.

ГЛАВА 4

ЧУЖАЯ ИГРА. ПАС.

Андрей с Витей разговаривали с таксистом, а все остальные стояли рядом и ду­мали, ехать им на ЖД вокзал или не ехать. Артему, в принципе, не хотелось садиться за конспекты в вонючей общаге, а поездка с Витей и Андреем отодвигала на час или два это славное действо.

Наконец-таки Андрей уломал водителя взять шестерых, и вся публика начала ве­село трамбоваться в “Волгу”. Машина рванула с места и помчалась к центру.

-Какой вагон? – спросил Андрей Витю.

-Не знаю.

-Как же мы его найдем?

-Марина будет его провожать; она в вагон не пойдет, я пробегусь по плат­форме и увижу ее.

-Придется тебе быстро бегать, – до отправки поезда осталось двадцать ми­нут…

Такси подъехало к вокзалу. Андрей остался расплачиваться, Артем пошел за Ви­тей к перрону, а Макс с барменами удалились покупать пиво.

Пока Витя носился вдоль поезда, Артем ждал с сумкой посередине состава. Пер­вым появился Андрей, жуя сосиску купленную неподалеку:

-Где народец?

-Витя вон бегает, а Макс с Сергеем и Русланом пошли за пивом.

-Вот алкаши, в такую холодину пиво хлещут.

Артем поежился. После того, как закончился дождь, сильно похолодало, а он вы­скочил из общаги налегке. Пока в футбол играли, было тепло, да и пятьдесят грамм грели, а тут тело начало чувствовать холодный дискомфорт.

-На, погрейся, - Андрей протянул свою собачью шапку. В вопросах одежды он был демократом, и поэтому в дорогих вещах Артем видел его всего несколько раз.

-Чего так слабо оделся?

-Кто же знал, что вы меня на вокзал потащите. Думал, кофейку с тобой вы­пьем, да я учиться пойду.

-Пути Господни неисповедимы, - глубокомысленно заметил Андрей, - А вот и наши пивники идут!

-Пива хотите? – протянул бутылку Макс.

-Нет, у нас шамп есть, - Артем шутливо потряс сумкой, в которой цокнули хрустальные фужеры.

-Ну что, нашли радиста? – спросил Руслан.

-Пока еще нет, - кивнул Артем на подошедшего Витю.

-Она точно должна быть здесь, - виновато улыбнулся инициатор поездки.

-Пять минут до отхода осталось; он уже в вагоне, а девка, наверное, домой пошла, – раздраженно бросил Макс.

Тут Артема осенило:

-Спросите у проводника, куда поезд идет!

-В смысле “куда”? – переспросил Макс.

-Ну, вообще, Сумской ли это поезд… Таблички на вагонах читать надо – уточнил Артем.

Все посмотрели на состав. Таблички, висевшие на некоторых вагонах, гордо воз­вещали всем желающим, что поезд едет не куда ни будь, а в Москву! И как бы в под­тверждение слов Артема громкоговоритель объявил, что поезд №605 “Луганск – Сумы” отходит от второй платформы по четвертому пути.

Как по команде, расталкивая людей, ребята кинулись к переходу. Опрокинув пару авосек и перепугав такое же количество бабушек, провожающая команда дос­тигла второй платформы, но поезд уже начал двигаться. С надеждой хоть помахать на прощанье другу, Витя взглядом обшаривал окна двигающихся вагонов.

Неожиданно была встречена Марина, которая первая увидела Витю. По сожалев с напускной обидой, что они с Лешей так его ждали, а он опоздал, девушка покинула пустеющий перрон.

-Вот курица! – процедил сквозь зубы Макс.

-Да, даже номер вагона не посмотрела, - вздохнул Витя.

-А зачем он теперь тебе? – спросил Андрей.

Риторический вопрос о номере вагона ушедшего поезда так бы и повис в воз­духе, но Макс, издеваясь, предложил догнать поезд. И, так как никто кроме Артема не заметил злобной издевки, все двинулись к справочной выяснять расписание.

“Надо садиться в маршрутку и ехать в общагу. Все равно в такси шестерых во второй раз вряд ли посадят” – мелькнула мысль у Артема. Он представить себе не мог, что идея догнать поезд может быть реализована, а зря. Артем даже не предполагал, что обидные Маринкины слова крепко задели Витю, и он был полон решимости; Сергей с Русланом жаждали “движения”; Андрею было интересно, чем все это закончится, а Макс задумал на деле проверить свои способности лидера: удастся ему толкнуть всех на авантюру, или нет.

-Так! Сейчас семнадцать-ноль-ноль. В Алчевске поезд будет через два часа, а мы на тачке минут за сорок доберемся, - командным тоном сказал Макс.

-Ты уверен, что до Алчевска поезд два часа идет? - с сомнением переспро­сил Андрей.

-Да. Мне только что в справочной сказали.

-Тогда давайте сейчас на маршрутку и на Гаевой: там тачка дешевле.

Так, неожиданно для Артема события получили новый толчок. Конечно, можно было не поехать со всеми в Алчевск и вернуться в общагу. Но, во-первых, перед гла­зами вставала все та же перспектива подготовки к зачетам, а во-вторых, уже начал по­являться интерес к муравьиной суете простых людишек, ведь глядеть на жизнь из са­лона фешенебельного авто тоже надоедает. Он полагал, что за несколько часов они съездят туда и обратно, и к восьми вернутся назад.

На Гаевом вместо машины сели в небольшой автобус, который вез смену шахте­ров, и шофер пообещал высадить их возле Алчевского железнодорожного вокзала.

Насквозь пропахший бензином автобус, дребезжа и чихая стареньким мотором, резво миновал окраины Луганска и выехал на шоссе. Стемнело.

Балагуря и смеясь, шахтеры весело переговаривались друг с другом.

-Петрович, ты коногонку справил? – кричал с заднего сидения розовощекий крепыш в стеганом ватнике.

-Да когда б я ее справил? – обернулся на голос щупленький старичок с по­черневшим лицом. – С вами, колдырями, хрен что успеешь.

-А зачем ему коногонка? Правда, Петрович, - подмигнул старику сидевший напротив парень. – Он за сорок лет в шахте так приловчился, что и вслепую уголь ру­бить будет.

-Да! – кивнул Петрович. – Я вам не Гришка. Тот без коногонки и к своей Галке в постель не полезет – будет бояться, что не попадет.

Автобус тряхнуло от раскатов мощного хохота.

-Ох, Петрович, - с улыбкой покачал головой сосед старика. – Сам-то уже, небось, не помнишь, когда к бабке в последний раз под одеяло лазил.

-Ну-у, - протянул дед.

-Смотри, Петрович! Убежит она от тебя к другому. Ей-ей убежит!

-Куда ж это она убежит?

-Да вон хотя бы к Семену Панфутьичу. Он же вроде как на два года тебя младше?

С переднего сиденья оглянулся пожилой шахтер с жестоким лицом:

-Хорош языком-то молоть. Все у вас, молодежи, одно на уме!

Салон автобуса опять наполнился смехом. Артем повернулся к Андрею, сидя­щему рядом, и негромко спросил:

-Что такое коногонка?

-Фонарь такой, на каску цепляется, - рассеянно пробормотал тот, прислу­шиваясь к бойкому разговору шахтеров.

-Вы, ребята, зря смеетесь, - продолжал Петрович. – Я своей бабке с божьей помощью норму на гора исправно выдаю.

-То-то и оно, что с божьей помощью. Бог норму выдает, а Петрович дрых­нет.

Автобус качнуло от взрыва хохота.

-Да хоть Бога не трожьте. А то, черт его знает! – прокричали сзади.

-А есть ли он вообще, Бог-то? – вновь вступил в беседу Гришка. – Помните Ваську Пузатого с пятого участка? Год назад его хоронили. Так он каждый раз, как в забой идти, Богу молитвы читал. И что, помогло?

-А это, потому что он мало в церковь ходил, - серьезно произнес могучего телосложения дядька в дырявом свитере. – А если б почаще ходил да повнимательнее попов слушал, то знал бы, что Бог на небе сидит, а под землей всеми делами Дьявол заведует. Не тому молился твой Васька!

-Типун тебе на язык, - сердито проворчал дед Петрович.

-Что до меня, - произнес Гришка, - так мне до сраки – что Бог, что черт. Лишь бы в забой метан не просочился.

-Да-а, с метаном шутки плохи, - протянул Петрович. – Помню, лет десять назад в соседнем с нами штреке ебануло. Я тогда вместе с кумом работал. А у этого при­вычка была – как работать начнет, так язык от азарта высовывает. Сто раз ему говорил: “Не высовывай язык, кум. Уголь рубить, это тебе не девок дразнить”. Ну вот, значит, ковыряемся мы с кумом потихоньку, смена к концу подходит, тут, как звезданет. Свет потух, я от испуга на карачки присел и в штаны мочусь. “Все, - думаю, - Максим Пет­рович. Отжился!” Вдруг слышу – кум не своим голосом орет, а чего орет – не пойму. А у него, бедолаги, челюсти от неожиданности сомкнулись, да пол-языка и оттяпали.

Петрович замолк, удовлетворенно слушая богатырский гогот товарищей, а затем с напускной серьезностью произнес:

-Чего ржете, обалдуи. Он чуть от кровотечения кони не двинул. Слава Богу, быстро наверх поднялись и в медсанчасть его отправили. А я в душ пошел – портки сти­рать. Стираю и думаю: “Как же кум теперь свою фамилию произносить будет?” А она у него не простая – Шрамов.

-Это ж кто твой кум-то? Уж не Федька ли Шепелявый? Того вроде тоже Шрамов звали, – спросил лысеющий шахтер с веселыми глазами, сидящий напротив деда.

-Он самый.

-Э-э! Так вот как Федор шепелявить научился. Я помню, как он с Сашком нашим подрался. И ведь нет, чтобы “Саня” его называть, иль как по другому. Так нет же – “Сашок”. А букву “Шэ” не выговаривает. Вот и получалось: “Сасок, дай прику­рить. Сасок, а ты молоко за вредность получаешь?…” Ну, Сашка и не выдержал. А сам маленький, щупленький, но кулаки – как две кувалды. Отлупил он тогда Федьку – смотреть было больно…

Шахтеры стали обсуждать различные аспекты и нюансы кулачных боев. На эту тему у каждого имелась своя историйка, которую он, перебивая других, пытался рас­сказать.

Андрей наклонился к Артему и тихонько сказал ему в ухо:

-Вот гляди, Артем: перед тобой типичные представители граждан нашей распрекрасной страны со своими повседневными заботам и нехитрым жизненным ук­ладом. Сходит человек под землю, выполнит героическими усилиями трудовой долг пе­ред Родиной – и домой. Там порядок наведет, жене морду набьет – это для профилак­тики. На детей матом прикрикнет – пусть привыкают к богатству русского лексикона. Затем от скуки примет на грудь пол кило самопала, жену отымеет быстро и просто, и спать, ведь на завтра опять в забой. А раз в месяц, когда дадут зарплату (если дадут, конечно), жене – цветы, детям – сникерсы, а сам ужрется в усмерть. Ну, и еще раз в год съездит в отпуск к матери-старухе в деревню – на солнышке погреться да божьих ко­ровок половить. Вот тебе и формула незатейливого житейского счастья. И главное – все как у людей. Как у миллионов таких же, как он сам…

Артем вежливо улыбался, слушая Андрея, хотя улыбаться почему-то не хоте­лось. К тому же в этих, несомненно примитивных, с его точки зрения людях чувство­валась как-то здоровая и прочная душевная сила. Сила, которой зачастую не хватало самому Артему. Ему было не понятно, откуда у этих людей, крепко замкнутых в по­рочном круге бытовых проблем и невыплаченных зарплат такая жизнерадостность, порой хлещущая через край. И почему так свежи эти взгляды, вынужденные чуть ли не ежедневно сталкиваться со смертельной опасностью?…

В это время неистощимый навсяческого рода байки Петрович продолжал раз­влекать народ:

-… А еще мне брат такую историю рассказывал. У них там, на соседней шахте, был один парень, передовик производства. Не одну тонну угля на гора выдал. Ну и деньжат подзаработал, конечно, немало. Пришла его очередь машину получать. Он рад – скоро на “Волге” ездить будет. Но тут происходят какие-то перемухлевки, и в результате машина достается не ему, а какому-то новому начальнику.

-Вот сволочи! – кто-то в сердцах выругался.

-Так вот. Очень это дело обидело парня. Пошел он в банк, снял с книжки все деньги, а дома вывалил их из сумки на печку и принялся пить горькую. Так за год все и спустил. Вокруг все пальцем у виска крутили да жалели горемыку, до тех пор, пока эти ебанные реформы не начались, и все вклады вмиг погорели. И остались люди у раз­битых корыт. А этот хоть на свои кровно заработанные душу отвел. Вот и думайте ре­бята кто в дураках остался!

С переднего сиденья опять повернулся шахтер с мрачным лицом и глухо ска­зал:

-Я дочке на свадьбу деньги копил. Думал, закачу веселье на весь мир. Дочка-то единственная у меня. А теперь на эти деньги и поросенка не обмоешь, не то что свадьбу справлять.

-Не беспокойся ты, Семен Пафнутьич, - весело произнес Гришка. – Не про­падет твоя дочка, правда, хлопцы?

Поддержать несчастную дочку Панфутьича в трудную годину перемен вы­звался весь контингент автобуса младше сорока лет, на что Панфутьич, свирепо сверк­нув глазами, что-то проворчал себе под нос.

Тут автобус остановился у развилки дорог. Неподалеку виднелись огни по­селка. Водитель вылез из-за стеклянной перегородки, заклеенной портретом Аллы Пу­гачевой, и крикнул:

-Все, мужики, вылазь. Пойдете по этой дороге и минут через пять будете на ЖД вокзале.

Молодые люди охотно покинули воняющую бензином коробку автобуса и, с упоением вдыхая свежий воздух, направились вдоль дороги в сторону домов. Белый как фарфоровый зуб диск луны, находящейся в фазе полнолуния, выкатился из-за тучи и осветил землю мертвым серым светом. Деревья отбрасывали смутные тени, напоми­нающие гигантских пауков,и угрожающе скрежетали сухими ветвями. Но, несмотря на все это настроение у путников было приподнятое. Ощущение свободы, охваты­вающее всякого горожанина при выезде за город, растягивало их лица в довольных улыбках и побуждало радоваться и шутить, отбросив все заботы.

Предметом их упражнений в острословии была молодая пара, встреченная ими неподалеку от поселка. Огромного роста парень повис на девушке, сгреб в охапку ее хрупкие плечи, и безостановочно орал ей на ухо похабные анекдоты. Слово “блядь” он повторял чаще, чем повторяет слово “ну” нерадивый школьник, не выучивший урок. А оставшийся состав его словарного запаса позволял проследить прямую родственную связь со знаменитой Эллочкой Людоедкой. Но, судя по уверенному и самодовольному виду парня, он мнил себя первым оратором в здешнем городке, и по видимому де­вушка ему охотно верила.

Первым, когда забавная парочка оказалась позади, откликнулся охочий до колкостей Макс:

-Надо же! Какой оригинальный способ произвести впечатление на ба­рышню! Нужно взять себе на заметку.

-А у него просто алфавит начинается не с буквы “а”, как у всех, а с буквы “б”, - вставил Витя.

-Да что вы, ребята! – шутливо возмутился Руслан. – Это же великий грече­ский оратор Демосфен! Вот только камушки забыл изо рта выплюнуть

-Не знаю, как там у них в Греции, а у нас таких мастеров слова надо бы на центральное телевидение в программу “Время”. Чтобы народу все нормальным язы­ком объясняли. Чтобы не так, как сейчас: “В стране экономический кризис. Намечаются проблемы с продуктами питания. Необходимы серьезные меры по борьбе с коррупцией и кримина­лом”. А нужно так, по-русски: “Отчизне, братцы, пиздец приходит. Скоро гавно жрать будем. Поэтому, если кто-то будет пиздить народное добро, руки на хуй поотрубаем, а кто выебываться будет – угандоним!”… Вот так, все просто и понятно.

-Да, но с матами нужно быть поосторожней, - глубокомысленно заметил Андрей. – А то получится, как у од­ного моего знакомого: “Идем мы по улице втроем: жена, блядь, теща, блядь, и я, ебаный в рот.”

-А вон, кажется, и вокзал, - прервал нецензурные измышления своих спутников Артем.

Из-за домов показалось освещенное двухэтажное здание стандартной постройки. Вокзал занимал достойное место среди местных архитектурных достопримечательностей, но, несмотря на это, ремонтировался редко и неохотно. Поэтому он имел не особо презентабельный вид, хотя жители городка могли бы с этим поспорить.

-Ну, наконец-то, - выдохнул Андрей, ко­гда компания вышла на перрон. – Так, Витек! Ты бежишь ищешь своего радиста, по­том мы организуем небольшой фуршет: прощальный хлопок шампанского, пожелание удачи в плавании и все такое. А затем ловим тачку, и домой.

-Кстати, а почему тут так пусто? – удивился Руслан. – Где суетливые толпы отъезжающих и провожающих?

-Да, странно… - согласился Андрей.

Ребята поспешили в здание вокзала. На их удивление там было так же тихо и пус­тынно. Андрей недоверчиво посмотрел на Макса; в голову закралось нехорошее по­дозрение. Он ринулся к окошечку кассы:

-Скажите, сумской поезд скоро прибудет?

Кассирша лениво повернула голову:

- Уехал двадцать минут назад.

- Понятно… - глухо пробормотал Андрей.

Остальные члены компании подошли к нему.

-В чем дело? – спросил Витя, увидев по выражению лица Андрея, что не все в порядке.

Андрей оглядел товарищей и спокойно произнес:

-Значит так, господа! Ситуация ясна. Благодаря стараниям одного из наших сотоварищей, - он взглянул на Макса, - мы приперлись в эту глухомань. А поезд ушел полчаса назад!

-Так что же, мы опоздали? – недоуменно переспросил Витя. – Максим же говорил, что поезд сюда идет два часа?

-Да я-то тут причем? – взвинтился Макс. – Мне как сказали в справочном бюро, так я вам и передал.

-Может, ты недослышал чего? Или не так понял?

-Сам ты не так понял. Я же не идиот!

-Короче! – отрезал Андрей. – Кто кого не понял, уже не имеет никакого зна­чения. Нужно домой валить. Пошли!

ГЛАВА 5

ЧУЖАЯ ИГРА. ВИСТ.

Молодые люди вышли наружу и двинулись к концу перрона, где по идее должна была находиться площадка для стоянки автомобилей. Там они встали кружком и начали совещаться.

-Вот еще одна проблема: вшестером нас в одну машину не пустят. Нужно будет две искать, - рассуждал Андрей.

-И стоить это будет немало, - прибавил Руслан.

-Если еще найдем их!

-А если не найдем, что делать будем?

-А Бес его знает! – проворчал Витя. – И все из-за Макса.

-Слушай, Витек, а ты не помнишь, чьего друга мы ловить поехали, - наки­нулся Макс на повара. – Ты бы лучше с Артема пример брал. Смотри: стоит человек и молчит себе спокойно. Будешь больше молчать – умнее казаться будешь.

Артем недовольно сощурил глаза. Двусмысленная похвала Макса ему не по­нравилась. Он подумал, что в пику Максу стоило бы сказать пару упреков. Но это был не его стиль. Нужно было сохранять достоинство и не размениваться на мелочные склоки. В конце концов, на этой планете и так достаточно ртов, готовых изрыгать га­дости.

Вдруг сзади Артема раздался голос:

-О чем спорим, ребята?

В центр компании протиснулся мужичок. Из-под потрескавшейся виниловой кепки на Артема смотрели знакомые глаза, и торчал дядин Мишин крючковатый нос. Юноша удивился неожиданной встрече.

-Здравствуйте, дядя Миша, - вырвалось у него.

Мужичок вытащил изо рта заслюнявленный окурок папиросы и задорно отве­тил:

-Ты, паренек, ошибся. Толиком меня зовут.

-Извините, спутал. Лицо у вас знакомое.

-Бывает, - сказал мужичок, вертя на пальце автомобильными ключами и явно желая получить заказ на извоз. – Ехать куда-нибудь нужно?

-Да сейчас куда-нибудь поедем, - кивнул Андрей.

-А куда? – не унимался мужичок.

Макс придвинулся к говорящим, состроив умное лицо:

-Есть два варианта. Первый – в Луганск, - он сделал многозначительную паузу. – А второй – тоже в Луганск.

Мужичок подумал, что над ним издеваются, и обиженно переспросил:

-Так че вам нужно?

-Нам вообще-то Лыгин нужен, - выпалил Витя и тут же добавил: - Но он, к сожалению, ту-ту.

-Так он что, в Луганск ту-ту?

-Да нет, в диаметрально противоположном направлении, на харьковском поезде. А мы сами из Луганска. Здесь его перехватить хотели, да не успели. Только зря сюда ехали.

-А вы же можете его в Алмазном догнать, - предложил мужичок предвку­шая глобальный и денежный заезд. – Поезд большой крюк делает, а мы полями про­скочим.

Тут Андрей предпринял отчаянную последнюю попытку прекратить авантюру.

-Нас ведь шестеро.

Но мужичок с готовностью согласился:

-Ничего, садитесь.

Андрей оглядел своих попутчиков, оценивая их настрой. Компания явно коле­балась. Никто не хотел давать конкретных предложений, предоставляя право выбора другим. Может быть, Макс и выдал бы очередную соответствующую идею, но даже, несмотря на всю его наглость, он не решался больше провоцировать компанию. На него и так в последние десять минут все смотрели искоса.

Андрей прервал затянувшуюся паузу и раздраженно спросил:

-Ну, вы придумали, куда мы едем?

Руслан пожал плечами:

-Можно было бы, конечно, рвануть в Алмазное. Но с другой стороны, пора бы уже и закругляться. Короче говоря, черт его знает!

-А вы монетку киньте и не мучайтесь, - хмыкнул мужичок.

Андрей лукаво сощурился: у него в кошельке была заветная монетка, склеен­ная из двух обыкновенных так, что с двух сторон красовался орел. Он вытащил мо­нету:

-Орел – едем в Луганск. Решка – продолжаем путешествие.

Монета взвилась в воздух и, пролетев по дуге мимо подставленной руки, звяк­нула об асфальт. Тут же была зажжена спичка, услужливо предоставленная шофером, и взору компании предстала решка.

Лицо Андрея удивленно вытянулось: “Наверное, монету перепутал…” подумал он, и вслух добавил:

-Ну что ж, дело сделано. Поехали!

Ребята неуверенно пошли за мужичком, который, весело посвистывая, повел их через скверик к своей машине. Это была старенькая “копейка”, заляпанная дорож­ной грязью, с облупившейся местами краской, и ржавеющим бампером. Водитель даже не удосуживался запирать ее на ключ, и не мудрено: кроме ветхой брезентовой тряпки, покрывающей сидение, брать в салоне было нечего. А угонять подобный драндулет мог отважиться только душевно больной в пике своего помешательства.

-А она хоть ездить умеет? – недоверчиво спросил Макс.

-Это у нас зависит от настроения, - ответил мужичок, открывая дверцу. – Но сегодня она, по-моему, в добром расположении духа. Так что залазьте, не пережи­вайте.

Андрей сел рядом водителем, Артем разместился у него на коленях, а четверо остальных молодых людей втиснулись на заднее сиденье. Автомобиль осел, принимая непомерный груз.

-Какого года выпуска этот “Шевролет”? – спросил Витя, рассматривая по­царапанный приборный щиток через плечо водителя.

-Эта машина такая старая, что ты и не поверишь, если я скажу тебе, - отве­тил тот, поворачивая ключ в замке зажигания.

Жигуленок вяло потарахтел и заглох. Водитель пробормотал неизвестное ру­гательство и попробовал снова. На этот раз машина завелась.

Андрей придвинулся к уху Артема и негромко спросил сквозь грохот и стук мотора:

-А кто такой дядя Миша?

Водитель, ухмыляясь, повернулся к парням:

-Это тот, что ли, что на меня похож?

Артем еле заметно кивнул головой.

-Подвозил меня утром один тип на джипе. Чудаковатый такой мужик. Я так и не понял – то ли он бывший зек, то ли артист, то ли философ какой-то доморощен­ный. Поначалу пальцы веером крутил, а затем как начал о каких-то заумных вещах го­ворить, что я так до конца ничего и не понял. До сих пор его слова в башке вертятся.

-Знаю я таких людей, - презрительно произнес Андрей. – Любят людям по ушам поездить, мудрецов из себя строят. Тоже мне, Соломоны двадцатого века. Один такой мне позавчера на вечеринке все доказать хотел, что он Истину знает. Трепло! Я ему конкретно говорю: “Ты мне мозги не пудри, а давай скорее Истину рассказывай. А то я уже двадцать пять лет, живу, черт знает, как, а главного до сих пор не знаю!” Ну, он начал что-то лепетать о том, что Истину так сразу и не познаешь, он, якобы, две не­дели тужился, пока понял. “Ладно, - говорю, - все ясно. Только смотри, не позабудь ее. А то сам знаешь, какое дело – Истина! Понять трудно, а забыть можно в два счета. По­этому ты не на водочку налегай, а иди в уголок и про себя, ее повторяй, чтобы запом­нить лучше”.

-Ну а он что? – заинтересованно спросил сзади Витя.

-А он обиделся. Пошел кому-то другому прогружать.

-Что он вообще имел в виду под Истиной? Что это такое?

Андрей на минуту призадумался над Витиным вопросом.

-Как я понимаю, это что-то вроде абсолютного знания, - медленно ответил он. – То, к чему люди стремятся всю свою историю.

Тут раздался голос Макса:

-Чепуха это все. Не может быть никакого абсолютного знания. Мир непо­знаваем. Чем больше человек узнает, тем больше непознанного перед ним открыва­ется. Поэтому процесс познания бесконечен.

-А нафига тогда вообще изучать мир, если его познать нельзя? – спросил Витя.

-Я откуда знаю? Возьми учебник по философии и почитай!

-Да чего тут понимать! – уверенно произнес Андрей, для которого не суще­ствовало неразрешенных вопросов. – Интересно людишкам, вот они и изучают. Тут как олимпийский принцип: главное не победа, а участие.

Мужичок недоуменно оглядывался на пассажиров. На его лице было написано смешанное чувство удивления и гордости, как если бы он вез видных ученых на серь­езную международную конференцию. Однако Артему показалось, что его острый взгляд выражает совершенно иное.

-А что касается Истины, - продолжал Андрей, - то она у каждого своя.

Водитель, услышав знакомый оборот, вставил свое слово:

-Это ты верно сказал. Правда, у каждого своя: у начальства – своя, у нас, на­рода – своя.

-Да причем тут народ, - фыркнул Андрей.

-Как это причем? – смутился мужичок. – А кто тебя кормит? Народ! Кто одевает? Опять же – народ!

Андрей отвернулся от него как от идиота. Витя дружелюбно похлопал води­теля по плечу:

-Ты, папаша, нас не так понял.

-Все я правильно понял, - обиженно проворчал тот. – А народ надо уважать!

Впереди, в свете фар показался железнодорожный переезд. Полосатый шлаг­баум, отбрасывая красно-белые блики, медленно опускался вниз. Издалека, прорезая мощным светом темноту, надвигался луч прожектора локомотива. Водитель резким движением переключил скорость и дал газу, напряженно пригнувшись к лобовому стеклу и вцепившись в руль, он начал объезжать шлагбаум.

-Ты что? – вырвалось у Андрея, но автомобиль подпрыгнул на рельсах и, вильнув мимо ограждений, уже выскочил на дорогу и помчался дальше.

-Угробить нас хочешь? – заорал Андрей на ухо водителю. – А то будет нам конец познания окружающей действительности на этом гребанном переезде.

-Да вы же сами просили быстрее, чтобы поезд догнать, - виновато начал оп­равдываться водитель.

Машина, скача по ухабам проселочной дороги, взвизгивала, спускаясь в лож­бинки и натужно взвывала, взбираясь на бугры. Сквозь непроглядный мрак за окном едва различались очертания окрестных полей и посадок. Изредка дальний свет авто­мобиля выхватывал из темноты силуэты одиноких чахлых кустарников, проносящихся мимо. Машину трясло безбожно, и вскоре Артем почувствовал, как что-то неприятно давит ему в бок. Он просунул руку под куртку и уткнулся пальцами в плеер. “Во! А я и забыл про него.” – подумал Артем, вытащил мешающий аппарат наружу и положил себе на колени. Но сидеть все равно было очень неудобно.

В это время машина проскочила мимо посадки, и справа по борту над ней на­вис монолит бетонной стены с колючей проволокой на верху. На фоне яркой луны мелькнула вышка с силуэтом автоматчика.

-Это что, тюрьма? – спросил Андрей, кивая на забор.

-Ага, она самая и есть, казенный дом, значит, - с энтузиазмом ответил води­тель, закурив очередную вонючую папиросу. – Мужики здесь сидят, варежки шьют да чефир на шабибоне варят, мечтая о воле.

-Невеселое место, - вставил замечание Витя.

-Куда уж веселей, - хмыкнул водитель. – Хотя, кому как: кто вешается от тоски и позора, а кто знай, толкает в гудок Манькам и Глашкам, да на хозяев кладет; таким и карцер – как гостиничный номер с какузи…

-С джакузи, - поправил Андрей.

-Ну, я и говорю, с дакузи, - так и не выговорил правильно слово шофер. – Такие в отказ уходят, и даже яйца гвоздями к деревянному полу прибивают, чтобы на работу не идти…

Артем, конечно, читал книги и видел фильмы про исправительные лагеря, но то все было как бы не по настоящему, а здесь вроде бы нескладный рассказ отдавал жутким реализмом.

-Это раньше закон всем правил, и вроде все по делу было, - размеренно продолжал водитель, почувствовав, что публика заинтересовалась. – А сейчас все больше бандюганы новые попадают. Они себя братвой кличут, а по натуре – бычье: понятия не уважают, авторитетов не признают, в общем, безпредельщики. Мышцы себе накачали, с виду приблатненные, а по жизни не шарят. Только и научились че­репа крошить, вот и получают пыры под ребра в плохо освещенных коридорчиках. А почему? – Потому что традиции уважать надо! – эффектно закончил свою речь шо­фер.

Машина выскочила на более-менее покрытую асфальтом дорогу, вокруг за­мерцали огни жилых домов, и через несколько минут водитель подрулил к замусорен­ному перрону.

-Вот мы и на месте, - проговорил он, вдавливая тугую педаль тормоза. – До­летели быстро, как и обещал.

Артем с трудом отщелкнул на половину сломанную ручку двери и выскочил наружу. С заднего сиденья гурьбой вываливались его попутчики. Андрей ненадолго задержался внутри, расплачиваясь с водителем, и затем тоже вышел из машины.

-Жадный оказался мужичок, - насмешливо произнес он, подходя к товари­щам.

-И сколько запросил? – поинтересовался Витя.

-Неважно. Но аппетит у него серьезный!

Ребята не спеша, двинулись по перрону в сторону вокзала. Уже на пол пути какой-то неведомый импульс заставил Артема пошарить по карманам. “Плеер!” – не­ожиданно вспомнил он. В карманах было издевательски пусто.

-Я сейчас!.. – быстро сказал он Андрею и бросился назад к машине. К его радости та еще не уехала. Водитель копался в раскрытом капоте, весело мурлыкав что-то себе под нос.

-Я у вас, кажется одну вещь забыл, - выдохнул, подбегая к машине, Артем.

Водитель, не отрывая взгляда от мотора, согласно кивнул головой. Юноша с усилием дернул за ручку, открывая упрямую дверь. Внутри салона мирно лежал забы­тый плеер.

Из-за поднятой крышки капота послышалось покашливание, и раздался за­думчивый голос водителя:

-А все-таки утверждение о бесконечности познания для человека неверно. Есть грань, перейдя которую человек – субъект познания – автоматически уничтожа­ется. Или переходит в другое качество; это уже, какое определение вам более близко для понимания…

“Тьфу ты, чушь какая-то!” – подумал Артем, взял с сиденья плеер и побежал догонять остальных. – “Что-то мне сегодня какие-то повернутые шофера попадаются. С утра – дядя Миша. Он, кстати, так, по-моему, и не назвал своего отчества. Вечером, через пол суток – этот Толик. Не удивлюсь, если дальше еще какой-нибудь чудак в облике водителя подвернется. Определенно надо ездить на собственной ма­шине!”

Он, запыхавшись, догнал своих товарищей, медленно бредущих по перрону.

ГЛАВА 6

НА ПРИКУПЕ

-Ты что, забыл его горячо поблагодарить? – спросил Андрей подбегающего Артема.

-Нет, поблагодарил его ты, а я плеер забыл. – Ответил Артем, пряча науш­ники под куртку.

-Ты смотри, нерасторопный человек попался, отдал, а мог бы подмотать, - ехидно заметил Макс, и было, собрался пуститься в пространные размышления об обы­вательской честности, но Андрей его прервал:

-Всех по себе меряешь? О людях хорошо надо думать, пока они не доказали обратного. А ты лучше в кассу сгоняй.

-Самого молодого нашел? – Макс явно шел на конфронтацию, не на шутку разозленный замечанием Андрея: много за ним грешков водилось, но чужих вещей он никогда не брал.

-Ладно, не кипятись, а то от тебя уже прикуривать можно. – Андрей миро­любиво похлопал Макса по плечу. – Пойдемте, узнаем, а то как-то пустынно на во­кзале.

Как бы в ответ из динамиков раздался сильно искаженный голос диктора, из которого ребята с трудом установили, что их поезд через несколько минут прибывает.

-Ну вот, Максим, теперь тебе никуда бежать не нужно, - внешне доброжела­тельно произнес Руслан, однако в тайне мечтая еще немного поддеть раздраженного Макса. Вывести из себя этого человека было крайне трудно – его всегда окружала не­пробиваемая стена сарказма, и поэтому бармену было интересно посмотреть, как будут выглядеть искры гнева в этих насмешливых глазах.

-Да я бы никуда и не бегал, - зло бросил Макс. – У нас для этого других бе­гунов хватает.

-Ну что тебе, в падлу было бы подсуетиться? Мы ж тебя не чмырим, а так, по-корифански просим.

Лицо Макса на миг перекосило от ярости, но он тут же взял себя в руки, не­приятно улыбнулся и твердым голосом, покачивая головой, ответил:

-Знаешь что, ты, звезда Луганского общепита! Это ведь у тебя в школе по поведению круглые шестерки стояли. Так что “подсуетиться” – это твой жизненный лозунг. А из меня подхалима, как не крути, не выйдет – гордость не позволит!

Руслан деланно засмеялся, понимая, что это единственный способ закончить обмен взаимными колкостями.

Из-за поворота показался луч прожектора, и оглушительный гудок локомотива ударил по барабанным перепонкам.

К перрону, наконец, подъезжал такой неуловимый состав. Шестеро молодых людей, рассыпались по безлюдной платформе.

“Лыгин, Лыгин!” – летел рев в темноту. Но из вагонов никто не показывался, лишь только помятые проводники ошалело выглядывали из темных проемов тамбуров.

Часть пассажиров уже спала, а часть (в основном, мужская) традиционно пьянствовала. Причем пили строго по ранжиру: в купейных – коньяк или хорошую водку; в плацкартных – хорошую или не очень хорошую водку; а в общих самогон или денатурат (роскоши бахнуть одеколон забулдыги позволить себе уже не могли).

Побегав несколько минут вдоль поезда, ребята собрались в центре состава.

-Ну-че делать будем? – изрек сквозь одышку Витя.

-Да хуй его знает, - глубокомысленно ответил Андрей.

Артем про себя отметил, что охотничий азарт все больше и больше овладе­вает им; а вообще-то в голове не укладывалась вся эта дураковка.

Публика, распаленная погоней за поездом, или, точнее – за Лехой Лыгиным, которого кроме Вити и в лицо-то никто никогда не видел, все больше и больше вхо­дила в раж. Только Макс, славившийся умением внезапно обломить всем тягу, агрес­сивно зашипел:

-Меня это все уже заебало, возвращаемся домой!

Все недоуменно посмотрели на обломщика.

-Это кто же подал идею догонять поезд? – справедливо заметил Андрей.

-Да мне похуй, кто подал! Были бы у вас мозги, разъехались бы по домам; а то я тоже как придурок шароеблюсь с вами по всяким покатиловкам…

Монолог Макса прервал голос из динамика: “Поезд номер 605-606, Луганск-Сумы, отправляется с первого пути”.

Андрей начальствующим голосом подвел черту под спором:

-Короче, следующая станция “Попасная”, до нее час или два. Садимся в по­езд и едем. Найдем Леху в пути…

За всей этой сценой с интересом наблюдал сержант милиции, разбуженный прибывшим поездом. Это был обыкновенный поселковый милиционер, который регу­лярно дежурил на железнодорожной станции. Жизнь не баловала его разнообразием впечатлений; за сутки через Алмазное проходила пара-тройка пригородных поездов, набитых сельскими жителями, и “солидный” состав Луганск-Сумы, от которого, по идее, должен был исходить шарм трех областных центров. На этот поезд здесь практи­чески никто не садился, и никто из него не выходил. Даже скучающие в дороге пасса­жиры не обременяли себя прогулками по перрону: во первых – время позднее, а во вторых – стоянка всего пять минут.

Сначала доблестный охранник порядка, кинув безразличный взгляд сквозь мутное стекло на подошедший состав, собрался, было вернуться к сладостной дреме на старом топчане, капитально обжитом клопами и блохами, разносимыми станцион­ными собаками, но тут его взгляд привлекли молодые люди, бегущие к поезду.

“Одеты не по местному,” – мелькнула мысль. – “Что же они тут делают? На поезд садиться вроде не собираются, да и не встречают”.

Сержант пододвинул к окну стул и открыл форточку. В открытый проем вле­тел обрывок фразы, крепко сдобренный матом. “Нецензурная брань в общественном месте” – отметил про себя сержант. Из всего обширного уголовного кодекса он четко помнил статью о хулиганстве, так как нарушения подобного рода наиболее часто встречались в его милицейской практике.

“…Да пошел ты в пизду!” – опять донеслось с улицы. Сержант не был пара­ноиком, но фразу почему-то воспринял на свой счет и, взяв дубинку, пошел на перрон. Желание сбить денег с прилично одетой, но неприлично выражавшейся публики с лихвой перевешивало инстинкт самосохранения. А может, у него просто не хватало мозгов, чтобы просчитать все возможные варианты и последствия. Ведь их было шес­теро, а он всего один.

Уверенной походкой, вразвалочку, помахивая дубиной, он направился к шум­ной компании. Но потенциальные жертвы полицейского произвола не стали дожи­даться своей участи и начали запрыгивать в тамбур отходящего поезда.

“Стоять!” – завопил сержант, переходя с шага на бег. Но его надрывный крик перекрылся еще более мощным гудком локомотива. Хотя, даже если бы ребята и заметили мчащегося к ним милиционера, ради такого события, они вряд ли стали бы покидать вагон.

Неожиданно бег сержанта перешел в стремительный кульбит, который окон­чился падением в железнодорожную канаву. Издевательски мигнув огнями последнего вагона, поезд скрылся в темноте, а сержант, отплевываясь грязью, по-деревенски смачно выругался матом. “Нецензурная брань в общественном месте”, – автоматиче­ски пронеслось у него в голове…

А в вагоне уходящего поезда шли напряженные переговоры с проводником.

-Куда понаперлись? Где билеты? Сейчас начальника поезда позову! – яро­стно разорялся проводник.

-Нам нужно друга найти, - безуспешно пытался втолковать ему Витя, - он где-то в этом поезде едет.

Но проводник не унимался, все более раздражаясь и взвинчивая себя. Все просьбы и объяснения он тут же пропускал мимо ушей и визгливо кричал, грозясь вы­звать милицию.

-Ты меня еще Бабаем попугай! – не выдержал наконец Максим.

Андрей спокойно достал из кармана увесистое портмоне и снисходительно спросил:

-Короче, папаша, сколько?

Проводник замолк, лихорадочно оценивая в уме платежеспособность кошелька и подсчитывая количество непрошеных пассажиров. За долю секунды его взгляд про­несся по лицам парней, задержался на портмоне и нагло вперился в глаза Андрею.

-Полтинник! – выпали проводник одним выдохом.

Андрей ухмыльнулся, отсчитал купюры и сунул их ему в руки.

-Вот тебе четвертак, и иди в будку, пей чай.

Проводник зло взглянул на Андрея, но перечить не стал и скрылся в своем купе.

-Ты, Андрюха, с любым общий язык найдешь, - завистливо заметил Витя.

-Против такого аргумента мало кто устоит, - Андрей похлопал по кошельку. Ну да ладно. Пойдем по поезду искать радиста.

Толпа ринулась вперед, но вагон оказался купейным, и, за исключением не­скольких открытых дверей, все купе были крепко заперты. Люди уже спали.

-Слушай, Витек, - Андрей повернулся к повару, - твой Леха в каких вагонах предпочитает ездить – в купейных или плацкартных?

Витя поскреб затылок:

-Вообще-то мы обычно по-простому ездили – в плацкартных, а то и в об­щих.

-А в вертикальных вагонах не ездили? – спросил Руслан.

-Это еще как?

-А это когда народу столько, что стоя едут.

Витя с улыбкой покачал головой.

-В общем, так! – резюмировал Андрей. – Здесь нам ловить нечего. Проходим купейные вагоны и начинаем искать в плацкартных.

-Нахуя мы сюда вообще залезли?! – подал голос Макс, но на его замечание никто не обратил внимания. Все весело двинулись по вагонам. Артем, идя в конце шумной процессии, заинтересованно заглядывал в немногочисленные открытые двери. Люди, сидящие там, отвечали ему мутными взглядами и непонятными кивками.

Одним махом проскочив купейные вагоны, компания ввалилась в заплеванный тамбур.

-О-ля-ля! Ну, вот мы и в меблированных нумерах! – с непонятной весело­стью объявил Андрей.

-Где-где? – переспросил Артем.

Андрей весело продолжал:

-В свиновозе на рельсах.

-В чем?!

-В общем вагоне, - подивился непонятливости Артема Руслан.

Благодаря странной логике формировщика состава, нарушившего принцип по­степенности, общие вагоны, находящиеся на самой нижней ступеньке пассажирского статуса, были втиснуты между купейными и плацкартными. Это беспрецедентное изо­бретение восточнославянского менталитета вело свою родословную от знаменитых столыпинских вагонов. Являясь рекордсменом по объему пассажирских перевозок, чьи достижения были досадно упущены книгой Гиннеса, оно внесло значительный вклад в развитие социалистического хозяйства, особенно в тридцатых годах, когда не без его участия были реализованы такие великие стройкитой современности, как «Бело­моро-Балтийский канал» и «Днепрогэс».

К семидесятым годам общие вагоны приобрели более цивилизованный вид, об­заведясь самолетными креслами и грудастыми проводницами, готовыми предложить вам, чай с сахаром, а может быть, и кое-что еще помимо этого, и говорят даже, что такие вагоны ходили из Москвы в Ленинград. Но это длилось недолго, и пассажиры после­дующих поколений вновь путешествовали в загаженных до крайности развалюхах, в полуночных спорах пытаясь найти виновных их нищенского существования.

Характерной особенностью общих вагонов была густая вонь, достигавшая сво­его пика в тамбурах, и сочетавшая едкий сквознячок, из-за традиционно сломанных дверей туалета, табачный дым, неутомимых вагонных курильщиков и неповторимый запах железнодорожной смазки. Недаром в народе прочно закрепилось выражение “Воняет как в тамбуре”.

-Предсмертный букет ароматов мадам Шанель, - прокомментировал затх­лую атмосферу вагона Макс. – Эксклюзивный подарок советскому народу.

В углу тамбура стоял низкорослый мужичишка, слюнявивший “Приму”. Его выдающимися чертами были пропитая морда, как карикатура из “Крокодила”, и зажа­тая в руке темно-зеленая бутылка типа “огнетушитель”. Услышав мудреную речь Макса, в которой он ни черта не понял, мужичишка решил, что перед ним большой начальник и, решив побрататься с весомым человеком, приветливо протянул ему бу­тылку: “На!”.

Макс сделал вид, будто не заметил дружественного жеста представителя народа и демонстративно отвернулся. Рука с предложенной бутылкой зависла в воздухе. В годы своей отчаянной юности мужичок, задетый таким пренебрежением, ринулся бы в бой. Но сейчас он промолчал и от обиды залпом осушил содержимое пузыря.

-Нуче вы столпились, проходите быстрей, - проворчал Макс, подгоняя то­варищей.

-Да тут дверь заело, - ответил Руслан, судорожно дергая ручку. С ней лас­ково нужно, как с женщиной, - Андрей отстранил Руслана и плавно открыл дверь.

Протиснувшись мимо очереди, стоящей в туалет, парни прошли в полумрак вагона. Откуда-то из глубины доносился равномерный храп, перемешиваясь с шепо­том и стуком колес.

-Как в казарме, только что не пердят, - попробовал пошутить Сергей.

-Да пердят, только тихо. Слышишь, вонь какая, - поддержал разговор Рус­лан.

-Шагайте быстрей, эстеты хреновы, - напирал сзади Макс.

-Куда тут шагать, шмотки везде стоят.

Витя споткнулся, ударился головой о полку и повалился на Артема. Тот о­тступил, на что-то мягкое издавшее тихий хруст.

-Ой, извините! Я вам кажется, на ногу наступил, - пробормотал Артем. В от­вет с пола раздались хрип и бульканье.

-Да ты ему не на ногу, а на руку наступил, - со сдержанным смехом попра­вил его Андрей. Между двух нижних полок лежал упившийся вдрызг индивидуум, вальяжно протянув руки в проход.

-Смотри, ему все до балды, - наблюдательно отметил Макс, потормошив бедолагу ногой.

-Пошли, пошли, - пытаясь загладить свою вину, поторопил Макса Артем.

Следующий вагон ребята прошли без приключений, зато в третьем попали в самую гущу событий. Неожиданно в проход вывалился молодой человек, вереща и размахивая руками. Вслед за ним выскочил дедушка, молча и по-мужицки обстоя­тельно дубася первого. Народ вокруг моментально проснулся и с интересом наблюдал за дракой, подавая советы. Тут в бой вступил еще один молодой человек, спрыгнув с верхней полки на плечи пожилому вояки, нанося удары по седой голове. В ответ на это из глубины выскочила проворная бабка и, желая уровнять силы соперников, ударила незадачливого наездника по голове бутылкой, наполовину наполненной мутным пойлом. В результате вся троица одновременно рухнула на пол, а по вагону разнесся резкий запах самогона.

-Буряковый! – послышался мечтательный голос с третьей полки. – Люблю буряковый!

-Сам гнал! – гордо отвечал драчливый дед, кряхтя поднимаясь с пола. Он вытирал ладонями лицо и голову, залитые самогоном, и аппетитно облизывал пальцы. Парень, получивший бутылкой по голове, сидел в проходе, скребя затылок, непони­мающе уставившись в одну точку. Второй размазывал по лицу кровавые сопли и еле слышно грозился убить старого хрена.

Но боевой пыл участников боя уже схлынул, и многочисленная аудитория зрителей, комментаторов и советчиков опять раскладывалась по своим местам спать, единогласно присудив шустрой бабке титул победителя сражения.

Тут дед, немного отойдя от схватки начал понимать, какой дорогой ценой дос­талась победа, добрые полбутылки вожделенного напитка были безвозвратно поте­ряны. На глаза его навернулись слезы пьяной обиды, и он с руганью набросился на бабку. Назревал новый конфликт.

Андрей кивнул своим попутчикам, и они спешно проскочили опасную зону. Андрей знал, что долго находиться в таких местах не стоит – сам не заметишь, как из зрителя превратишься в участника потасовки. Поэтому он внимательно проследил, чтобы все его товарищи благополучно прошли мимо драчунов, и двинулся дальше.

В следующем вагоне их ждала тишина и спокойствие. Нельзя сказать, что пас­сажиры плацкартных вагонов отличались особенно большим достатком, но, так как вся человеческая муть обычно оседала в общих вагонах, здесь царило приличие и по­рядок. Более обеспеченные или претенциозные из пассажиров даже могли позволить себе неизменно сырые простыни и наволочки, обычно порванные в нескольких местах. А наиболее приученные к порядку, даже переодевались, прежде чем залезть в постель.

Медленно и осторожно, чтобы не нарушить оплаченный покой спящих граж­дан, молодые люди пробирались по вагону. Витя тщательно всматривался в лица, в на­дежде отыскать знакомый облик Лехи Лыгина. Возле одной из спящих фигур он нере­шительно остановился и, поколебавшись мгновение, потормошил ее за плечо:

-Леха, это ты?

К нему повернулась упитанная бородатая ряха и недовольно спросила:

-Шо надо?

-Извините, - прошептал Витя и пошел дальше.

-Ходят тут! – проворчал бородач. – Чтоб вас всех чертям на потеху!

Ругательство показалось Артему знакомым, но он не стал вспоминать, где он мог его слышать. Витя повернулся к товарищам и вздохнул:

-Свитер совсем как у Лыгина. Думал, это он...

-Пошли дальше, - предложил Андрей.

Медленно продвигалась компания от вагона к вагону. Поиски радиста всем уже давно наскучили. От нечего делать бармены начали щекотать пятки спящим пассажи­рам, а Андрей предлагал наконец-то остановиться и перекурить. Один только Витя со­средоточенно и усердно искал своего друга. В конце концов, они дошли до последнего вагона. Это вновь был купейный полулюкс для совковых полукрутых. Навстречу вы­шла молодая проводница и недоверчиво посмотрела на полуночных гостей.

-Подождите, я сейчас! – сказал Андрей товарищам и, галантно взяв провод­ницу под локоток, завел ее в купе. Через пару минут он опять появился в коридоре и триумфально произнес:

-Здесь есть пустое купе, мы можем его занять. Мне помниться, у нас была бутылка шампанского. Так не пора ли ее распечатать!

Проводница проводила парней в пустое купе и, мило улыбнувшись, пожелала им приятно провести время.

-Что ты ей там сказал? – недоуменно спросил Витя Андрея.

Тот загадочно улыбнулся:

-Всего лишь пару нежных слов!

-Научи, каких?

-Да денег, небось дал! – скептически произнес Руслан.

Все так же загадочно улыбаясь, Андрей отрицательно покачал головой. За­хлопнув дверь купе, компания удобно расположилась возле столика, водрузив на него сумку, приятно позвякивающую фужерами.

-Фух, отбегались, - в сладостной истоме пробормотал Сергей.

-Ну что, распаковываем, - скомандовал Андрей.

Руслан отточенным жестом хлопнул шампанским и разлил его по бокалам, не дав расплескаться игристой пене.

-Чтоб ему хорошо доехать! – нетерпеливо поднял бокал Макс.

Через несколько секунд четыре фужера были осушены до дна, лишь только Андрей с Артемом с видом искушенных ценителей медленно потягивали напиток.

-Прямо как у Коко Шанель, - издевательски заметил Руслан, вытирая губы рукавом, кивая на Артема с Андреем.

-Шанель, вообще-то, - это модельер и ничего общего с ресторацией она не имеет, - осадил бармена Андрей.

-Тьфу ты, черт, - тряхнул головой Руслан, - с Мадам Клико спутал.

-Ты б ее еще с мадам Крупской спутал!

-С этими мадам сплошная путаница, - попытался оправдаться Руслан.

-Это точно, - подтвердил Витя. – Этих баб хуй проссышь. Я же после ар­мии, когда в технарь поварской поступил, единственным пацаном был. А жили все в одной общаге – на тысчу баб один прораб. Так эти суки, когда вечером на блядки шли, соленой водой подмывались.

-А это еще зачем? – любопытные взгляды уставились на рассказчика.

-А это они для того, чтобы за целочек сойти. У них от соленой воды там все сжимается, ну и ощущение такое, будто ты с девственницей трахаешься. Особенно это хачикам нравилось. Они потом друг перед другом хвастаются, что невинных девочек соблазнили. Им же в их темные кавказские головы вопрос не приходит, откуда в об­щаге кулинарного техникума могут появиться целки? Правда, иногда накладки проис­ходили. Одна стерва за неделю успела перед троими армяшками по очереди комедию с потерей девственности проиграть. А те друзьями оказались. Когда обо всем узнали, чуть ей все хозяйство между ног не вырезали. Хорошо, что подруги в обиду не дали.

-А ты-то, откуда знаешь? – недоверчиво спросил Макс. – Ты что, их лич­ным гинекологом был?

-Да каким там гинекологом? Я у них вместо братца был.

-Так ты что, как братец их пер?

-Я их не пер. Ибо есть мудрость древняя – не еби, где живешь...

-... И не живи, где ебешь, - закончил за него Руслан.

От столь натуралистических подробностей интимной жизни Артему стало не по себе, и он, было, подумал сделать соответствующее замечание, но потом отказался от этой мысли, так как всем его попутчикам нравились откровенные Витины байки. Они весело смеялись и иногда вставляли пошлые замечания. Народец явно балдел от клубнички.

Даже Андрей, поначалу пытавшийся отмежеваться от общей песочницы, по­степенно поддался коллективному настроению. А Витя все больше и больше входил в раж и перешел к морской части своего жизнеописания. Так как советский рыболовецкий флот не отличался большим эстетизмом, рассказы продолжались в том же ключе. Не были обделены Витиным вниманием и японские проститутки.

-… пизденки у них маленькие, а болты у наших морячков не детские. Да плюс еще звериная страсть после стольких месяцев плавания и надраивания торпеды, - Витя многозначительно опустил взгляд на свою ширинку.- И как завидят нашего рыбачка ихние гейши, сразу “Ноу, ноу!” кричат, и в рассыпную. А по борделям нам ходить – денег маловато.

-Это не то, что наши труженицы, - вставил Руслан.

-Да, наши бабы сильны в этом деле! – согласился Витя. – Была у нас одна такая многостаночница, буфетчица Валя. Появилась на судне, тихая, скромная. С ко­мандой – ни-ни. А как только в первый порт зашли, южнокорейский, исчезла надвое суток. Вернулась, кэп ей орет: “Ты где, блядь, была?! Я тебя с валютного довольствия сниму!” А она ему: “Вертела я твое довольствие!” и пачку зеленых червонцев перед ним на стол бросает. Мы потом долго всей командой подсчитывали: это ж, сколько ко­соглазых обслужить надо, ведь корейское блядство славится своей дешевизной…

Вагон мчался в темноте, перестукивая колесами и поскрипывая на поворотах. Проводница принесла чай, к великому удивлению всех, и только Андрей лукаво улыб­нулся.

Макс, изнывая от любопытства, не давал покоя Андрею:

-Ну, признайся, ты ей денег дал!

-Да не давал я ей денег, - Андрей пытался изобразить справедливое негодо­вание. – Ты что, ставишь под сомнение мои профессиональные способности? Я ведь джентльмен: обаял барышню, и она к нам со всей душой. Главное – творчески отне­стись к каждому индивидууму женского пола!

-В чем же твое творчество состоит? – Макса не покидала надежда вывести Андрея на чистую воду.

-А я, как художник, сначала оцениваю предмет своего творчества; потом с маниакальной настойчивостью холста марателя бросаюсь в бой. Да, тут нужно еще учесть, чего ты хочешь. Например, чтобы уговорить симпатичную девчонку пустить нас в купе, ей не нужно читать Есенина или петь серенады. Важна разумная достаточ­ность, - Андрей многозначительно поднял палец вверх.

-Вон, посмотрите, сумасшедшего Гою из себя разыгрывает, - Макс понял, что поглумиться над купеческими замашками Андрея, в этот раз не удастся, и поэтому ста­рался перевести разговор на другую тему.

-А может Ван Гога? – влез в разговор Руслан, пытаясь блеснуть своей эру­дицией: он где-то слышал о художнике Ван Гоге и о том, что тот, будучи влюблен, по­слал предмету своей любви предмет своего тела, а точнее – ухо.

-Нет, ни Гою, ни Ван Гога я из себя не разыгрываю, просто не могу. Они, художники, все без башенные, а мне нельзя быть без башенным, потому что я – бизнес­мен. Маньяком могу быть, а сумасшедшим, нет уж, извините!

Говоря все это, Андрей сохранял сатирическую серьезность, хотя все вокруг смеялись.

-“Вагонные споры – последнее дело, когда больше нечего пить…” – фаль­шиво пропел Витя старенькую песню Макаревича, лукаво потрясая пустой бутылкой из-под шампанского.

-Не выйдет из тебя певца, Витек, - скривился Андрей. – Лучше фужеры убери в сумку.

Разговор перешел с художников на музыкантов.

С юного возраста Андрей был ценителем музыки и по мере своих возможно­стей финансировал различные рок-н-рольные начинания в Восточноукраинском уни­верситете. Он даже являлся одним из инициаторов создания студенческого рок-клуба “Unplagued”. На его деньги была куплена большая часть концертной аппаратуры, и пару раз в неделю проходили живые концерты к великой радости самодеятельных му­зыкантов и их поклонников.

-А, между прочим, музыканты рок-н-ролла тоже не от мира сего, - про­должал Андрей. – Один Джим Морисон чего стоит. Я уж не говорю о других героях Вудстока.

-Да что ты нам о каком-то Вудстоке трешь, - перебил его Руслан. – Рас­скажи-ка лучше, чем там вся эта музыкально-суицидная история закончилась.

-Какая история? - заинтересовался Артем.

Андрей хлебнул чайку и начал рассказывать:

-Концерт первого сентября на посвящение студентов помнишь?

Артем утвердительно кивнул.

-Помнишь, там такая команда “Апрель” выступала? Я тебя еще когда-то с ними знакомил. Ну, так вот, собрались мы перед концертом, по пивку треснули. Потом ребята настраиваться начали. А басист ихний, сидит в углу, колки на гитаре крутит и говорит: “Вот сыграем концерт, и прощай моя бесценная жизнь”. Все посмеялись, ни­кто всерьез не воспринял. А зря! Через пару недель кинулись – его нету. Подумали, в Москву подался, на заработки. А еще через два месяца грибники в лесу тело нашли. Болтается красавец на ботиночных шнурках. По ним его в последствии и опознали.

-Так он что, два месяца в лесу провисел? – удивленно спросил Сергей. – Пиздатые, наверно, шнурочки были.

-Получается, что два месяца. Потому что, как мне в милиции сказали, я од­ним из последних был, кто его в живых видел. А неделю назад похоронили его. За­паяли в цинковый ящик, как сардины в банку, и на кладбище потащили. Дядька его, полковник в отставке, пригнал оркестр солдафонский. Стоят солдатики лысенькие, в трубы дуют, по пол часа одну ноту держат, а из раструбов слюни капают. Так и зако­пали. Вот и получается: музыканту – логичный музыкальный финал. Потом, как во­дится, вечер памяти устроили. Поиграли, нажрались, и все забыли. Вот, в принципе, и вся история.

- Да ну их в пизду, этих музыкантов, - выразил свое мнение Руслан. . - От них одни неприятности. Мы позавчера с Серегой двоих знакомых девчонок встретили. Вон, Артем их знает. Однгрупницы его. Те вроде бы тоже от рока фанатеют, хотя сами – стопроцентные мажорки с целлулоидным уклоном. Ну, мы их и решили уди­вить. Прогрузили им, что у нас много друзей среди музыкантов, и пошли вчетвером в гости к двум друзьям твоим, Андрей. Ну, к тем, что квартиру на “30 лет победы” сни­мают. “Леприконом” они, что ли себя обзывают. Пришли, а там уже движение вовсю идет – куча народу, море водки, а закуски почти никакой не осталось, только сырая картошка в тазик начищена. Мы девчонок и припахали ее жарить. Забухали девки, рады с богемой пообщаться, мы на этой волне тоже в их глазах поднялись. Песенки под гитару, беседы продвинутые, то-се. А Серега что-то перестарался, и коржи под стол наметал. Хозяева ему тазик с тряпкой в руки, и кричат: “Вытирай!”. Тот вытирает, а я смотрю – девчонки какие-то странные косяки на тазик бросают и мордашки кривят. Тут до меня дошло. Я им: “Долбоебы! Это ж кухонный тазик!” А они мне: “Так он у нас один! Мы из него в свободное от картошки время полы моем.” А друг его, хихи­кая, добавляет: “И унитаз тоже!” Девчонки в шоке. Вижу, сейчас картоха назад поле­зет…

Руслан не успел договорить, так как открылась купейная дверь, и проводница объявила, что поезд подъезжает к Попасному. Все стали надевать куртки и выходить в тамбур.

Сквозь окно темного тамбура мелькали силуэты покосившихся столбов с об­рывками проводов, сверкающих в свете проходящих мимо вагонов. Оранжевые бабы молотили кирками раздолбанное железнодорожное полотно в луче прожектора стоя­щей рядом дрезины. Щелкнул закрываемый проводницей туалет.

Напротив здания вокзала вагон остановился. Мило улыбнувшись на прощание проводнице и пожелав ей счастливого пути, Андрей последним покинул тамбур.

ГЛАВА 7

ТОТУС

-Так, пора домой, - сказал Макс, поднимая воротник. – Вот только как? Метро закрыто, в такси не содют.

- А ты тут поори, а еще лучше - стекла побей. За тобой сразу такси приедет - воронок называется. И отвезет тебя в отель “Обезьянник”, - предложил Максу Витя.

- Блядь, а где фужеры? – спохватился Андрей.

- Вероятнее всего в купе! – прикольнулся Макс.

Бармены кинулись к вагону, но поезд без объявления тронулся и начал наби­рать скорость.

-Распиздяи! Проебали сумку! Из зарплаты вычту, - ругался Андрей.

-Ладно, что теперь кипишь поднимать. Пора домой двигать, - успокаивал его Макс.

Стук колес уходящего поезда замер где-то вдалеке; перрон окутала тишина. “Холодно!” – Артем, поежившись, поплелся в здание вокзала, а вся остальная процес­сия отправилась искать машину.

Порыв ветра подхватил обрывки газеты и, жонглируя, понес их через пути. За­гавкала собака, лениво побежавшая за летящей мимо бумагой. У нее не былоодной передней "ноги", поэтому она комично балансировала, чтобы не завалиться на бок.

Зайдя в зал ожидания, Артем осмотрелся и от нечего делать стал читать распи­сание пригородных поездов. Помещение вокзала было стандартным, как сотни других, разбросанных по необъятным просторам бывшего СССР.

На креслах, покрытых потрескавшейся эмалью, сидели и лежали люди, в большинстве своем не собиравшиеся никуда ехать. При всем разнообразии лиц, воз­раста, фигур, одежды и ручной клади, их всех что-то неуловимо объединяло. Одни чавкая жевали, другие потягивали кипяток из майонезных баночек, позаимствованных у местной буфетчицы, третьи переговаривались в полголоса, четвертые, посапывая спали. На все это, купаясь в море развивающихся красных кумачей, строго взирал со стены огромных размеров Ленин, по своему обыкновению выставив вперед правую руку.

При появлении Артема бодрствующая часть зала ожидания отбросила свои за­нятия и с интересом, тыкая пальцами, стала изучать необычного для таких мест при­шельца. Бабушка в засаленном и грязном махровом халате, надетом поверх пальто, укоризненно махая головой, промямлила: “Вот не кушаешь ты кашку, не слушаешь мамку, а кашка вкусненькая, да с маслицем…”

Ребенок непонятного из-за одежды пола, жалобно попросил: “Дядя, дай копе­ечку, дядя, дай хлебца”.

Артем протянул мелочь маленькому попрошайке, и тут же поймал себя на мысли: его перестала удивлять окружающая действительность, его перестало тошнить от за­паха грязи и нищеты; он даже начал пропитываться этим эфиром, утрачивая чувство реальности. Крики, стоны, песни и хохот постепенно заполняли сознание; сотни бабу­шек, перепачканных с ног до головы манной кашей, пытались что-то втолковать Ар­тему; голые детишки разных национальностей вешались на руки, а мимо мелькали ва­гоны с улыбающимися проводницами, одетыми в бикини, украшенными эмблемой МПС.

“А может это сон? Ужасный, но интересный сон”, – мелькнула рациональная идея. Артем бессознательно вышел на холодный воздух: это молодой, психически здо­ровый организм пытался вернуть себе душевное равновесие. Порыв освежающего осеннего воздуха ударил в лицо и, шутя, выбил из головы зарождающуюся дурь. Когда последние куски бредовых видений покинули сознание, Артем нащупал в кармане пачку сигарет и закурил.

По едва освещенному перрону возвращались после неудачных поисков его то­варищи, пронзая окрестности недовольными взглядами.

-В этой сраной деревне, найти машину сложнее, чем девственницу в нашей общаге! – разнесся по перрону голос Макса.

-Подозреваю, что в этой дыре вообще не слышали об индивидуальном транспорте, - поддержал его Руслан.

-Ага, - рассмеялся Андрей, - не удивлюсь, если они тут и поезд до сих пор считают родным братом Змея Горыныча.

Компания заметно повеселела.

-Ох, а жрать чегой-то хочется, - перевел разговор в другое русло Витя. Сам он был родом из не менее глухой провинции и поэтому слабо разделял энтузиазм со­беседников в охаивании сельских жителей.

-Да, тут ты прав, - в один голос подтвердили ребята. На ум невольно прихо­дила мысль о недоеденных в обед кусках сала и колбасы, в настоящее время бесцельно разносящие свой аромат по пустынному офису бара “Риф”.

Андрей, будучи человеком действия, тут же предложил:

- Надо поискать какую-нибудь забегаловку. При вокзале обязательно должно быть что-то подобное, - он осмотрелся: - А вот, кстати, и Артем. Ну что там интерес­ного внутри?

Артем пожал плечами:

-Бабки, дети, и Ленин висит.

-Повесили-таки баламута, - скаламбурил Максим. – Поделом ему!

-Но-но, ты Ильича не тронь! – с напускным гневом ответил Витя, в про­шлом – отличник политической подготовки и комсорг роты. – Я в его честь не один стакан водки поднимал. Не будь Володьки Ульянова, мы бы сейчас на капиталистов горба гнули!

-А ты и так горб гнешь, потому что плебей, - огрызнулся Руслан.

-Да ладно вам! – утихомирил спорящих политически нейтральный Андрей. – “Мертвый в гробе мирно спи, жизни радуйся живущий”. Пошли лучше буфет ис­кать.

Путники вошли в здание вокзала и, пошарив глазами вокруг, увидели вывеску буфета рядом с посеревшей дверью. Предвкушая сытную трапезу, они ввалились в тесное помещение, заставленное убогими столиками и расшатанными стульями. У пустой стойки шара подобная буфетчица считала скудную выручку.

- Буфет закрыт! – бросила она усталым тоном, учителя спецшколы, пытаю­щегося объяснить ребенку-идиоту, что попу надо подтирать бумажкой, а не полотен­цем для лица, к тому же чужим.

- Но мы есть хотим! – ответил Витя тоном все того же ребенка, пытающе­гося доказать, что главное, чтобы попа была чистая. В результате он заслужил соот­ветствующий взгляд буфетчицы.

Андрей оттеснил его в сторону и вышел вперед. Потрусив перед лицом буфет­чицы кошельком, словно циркач куском сахара перед носом дрессированного медведя. Он тут же завоевал симпатии работницы общепита, которая достала из-под прилавка три засохших пирожка и лимонадную бутылку, получившую в народе название “чебурашка”.

- Вот и все, что осталось, - пояснила она, - пирожки и бутылка “Альминской долины”.

Лица присутствующих скривились.

- Я это жрать не буду! – категорически заявил Руслан.

- Я, пожалуй, тоже, - поморщил нос Сергей.

Андрей раздраженно повернулся:

- Что, дворяне хуевы, забыли, как в армии перловку рубали?

Он взял тарелку с незатейливым ужином, бутылку и попросил стаканы, на что буфетчица смущенно выдала майонезные баночки.

- Да-да, - подытожил Андрей, направляясь к наименее заваленному объед­ками столику.

Когда компания расположилась на шатких стульях, Витя принялся перочин­ным ножиком откупоривать капроновую крышку “Альминской долины”. Этот чудный напиток являл собой непрозрачную жидкость серо-желтого цвета, дающую обильный осадок. Запах и вкус соответствовали внешнему виду. На этикетке было гордо напи­сано, что это плодово-ягодное вино, хотя к плодам и ягодам, а особенно к вину, эта штука имела весьма отдаленное отношение. Никто не знал, из чего оно делалось, как будто способ приготовления хранился изготовителями в большом секрете. Несмотря на все это, напиток пользовался бешеной популярностью в народной среде из-за своей дешевизны.

Витя разлил вино по майонезным баночкам и разломил пирожки с одухотво­ренным ливером. Первым отважился заглотнуть содержимое своей баночки Макс. Ут­вердительно поцокав, глядя на сотрапезников через стекло орудия пития, он изрек:

- Оценивая структуру бытия через призму граненого стакана, все больше убеждаюсь в несоответствии ожидаемой упорядоченности мироздания и господ­ствующими в нем хаотическими тенденциями, инициатором и эпицентром которых является человек, с окружающим этот самый эпицентр……. ГАВНОМ!

Ребята удивленно посмотрели на оратора.

- Да, веселенькое винцо, - отметил Андрей. – Ты что, зачет по философии не сдал?

- Концептуальная идея: чем больше узнаю людей, тем больше нравятся со­баки, уступает место более глобальной: о всеобъемлющем блядстве мира и заебанно­сти светила, - продолжал философствовать Макс, пытаясь прожевать бронебойный пи­рожок.

- А мне нравятся дельфины, - в задумчивости сказал Артем.

- Чего, чего тебе нравится? – переспросил Макс.

- Что ты достаешь человека; дельфины ему нравятся, добрые и красивые, - полушутливо полусерьезно ответил за Артема Андрей.

- Что это с ним случилось? Такое впечатление, кто-то ему по башке треснули, пока мы тачку искали. Эй, Артем, у тебя башня на месте? – проявил озабоченность Витя.

-На месте, - Артем протянул руку и залпом осушил майонезную баночку. – Фух, ацетон какой-то.

Как бы то ни было, но червивка оказала благотворное действие, завершив процесс уравновешивания черепной коробки. Смазанные спиртом мозговые шесте­ренки соединились в нужной последовательности, шарики с роликами завертелись в привычном темпе, и в мозаику мира вернулись недостающие звенья. Горький привкус кислятины во рту вызвал обильное слюноотделение, и Артем захотел сплюнуть на пол, как это привычно делал Витя, но затем передумал. Вместо этого он нащупал в нагруд­ном кармане пластинку “Стиморола” и закинул ее в рот. Разрекламированная свежесть приятно охладила небо.

На лицах его товарищей читалась скука, усталость и желание поскорее вер­нуться домой. Макс все также смотрел задумчивым взглядом через стекло баночки, Витя целеустремленно грыз пирожок, а Андрей и бармены молчаливо курили. Аван­тюра подошла к своей заключительной фазе, превратившись в банальность. Пыл, азарт и жажда неведомых ощущений сменились тривиальным желанием залезть в теплую постель и хотя бы на несколько часов покинуть суету.

- И что же мы дальше будем делать? – спросил Витя.

- Электричка в Луганск будет только утром. Раньше нам отсюда никак не уехать, - размышлял Андрей. – Можно пойти в поселок, поискать какое-нибудь злач­ное место, типа ресторана. Там и посидим до утра.

- А может у них тут есть что-то вроде ночного клуба? – предположил Витя.

- Ага, и рэйв-пати в придачу, - проворчал Макс. – Ты в своем уме, Витек? Это же тебе не Лас-Вегас, а Лох-Попаснос. Ты свой фуршет из трех пирожков уже по­лучил, так будь доволен. Здесь единственный ночной клуб – это сеновал. Но сейчас он закрыт по причине холода.

- Ладно тебе, Макс. Я же пошутил, - примирительно сказал Витя, вставая из-за стола. – Пойдемте что ли?

Молодые люди застегнули куртки, поплотнее нахлобучили шапки на головы и пошли на перрон. Там они в нерешительности остановились.

- Куда идти-то? – поинтересовался Руслан.

Андрей на мгновение призадумался:

- Пойдемте вдоль путей, а там посмотрим.

- А может прямо ломанемся? – подал голос Макс.

- Нет, Максим, - отрезал Андрей. – Хватит! Мы тебя сегодня раз уже послу­шались и вон, в какую дыру залетели.

- А Леху так и нашли, - добавил Витя.

Макс нахмурился. Он напряженно искал в мозгу подходящий ответ – в меру ядовитый, в меру остроумный, но в голову не чего не лезло и он, махнув рукой, проце­дил:

- А, ладно. Хуй с вами.

Путники двинулись по путям в холодную тьму ночного поселка. Из всей ком­пании только Артем был без шапки, а ноябрь таких вольностей не прощал. Через не­сколько минут юноша почувствовал, что меньше всего такое положение вещей нра­вится его ушам. И, хотя он не был особым любителем головных уборов, в этот момент Артем понимал, что шапка – не такое уж и глупое изобретение человечества. По край­ней мере, для наших прохладных широт. Когда уши окончательно превратились в два кусочка льда, приставленные с боков к голове, Артем начал поочередно просить шапки у своих товарищей, на несколько минут погреться. Так он и бегал от одного к другому, спотыкаясь о шпалы, на время спасаясь от студеного ветра. А тем временем из-за деревьев показались огни тускло-желтых фонарей, и ребята вышли на асфальти­рованную улицу, ведущую в глубь поселка.

Это был местный попаснянский Бродвей. Правда, театров здесь не было, а спектакли с широким репертуаром, от эксцентричных комедий до мрачнейших траге­дий, разыгрывались прямо внутри жилых домов. По краям улицы росли уродливые деревья с регулярно отпиливаемыми ветвями, а асфальт, не ремонтировавшийся с брежневских времен, был испещрен витиеватым узором не заделанных трещин. Мес­тами красовались обширные выбоины.

- Рестораном здесь и не пахнет, - сказал, оглядывая улицу, Макс.

- Здесь даже ларьков нет, - посетовал Витя. – А у меня сигареты кончились. Давайте чуть дальше пройдем, может там что-нибудь будет.

Парни пошли вперед по центру улицы. Через некоторое время они заметили аборигена, отчаянно вцепившегося в столб. Его подкашивающиеся ноги и расслаблен­ные амплитудные колебания всего тела свидетельствовали о крайней степени алкогольного опьяне­ния. Лицо его выражало глубочайшую сосредоточенность, и если бы не остекленев­шие глаза, с него можно было бы лепить бюст мыслителя.

Андрей отделился от компании и подошел к мужику.

- Браток, где у вас тут кабак? – спросил он улыбаясь.

Местный медленно повернул голову в сторону Андрея и уставился на него непонимающим взглядом. Затем из его груди раздался хрип, и через мгновение по улице разнеслось: “… Ты ж мене пидманула, ты ж мене пидвела…”

Ребята рассмеялись, а Руслан с Сергеем стали шутя подпевать. Мужичек, увидев такую поддержку со стороны молодежи, оторвался от спасительного столба и начал выплясывать цыганочку, комично сгибая ноги, пытаясь хлопать по ним ладонями. Но это было слишком сложно в его состоянии, и, сделав пару неуклюжих движений, он плюхнулся на колени.

- Все! Пойдем обратно на вокзал, - серьезно сказал Андрей. - Там, по край­ней мере, тепло.

- Да давай еще на этот цирк посмотрим, - предложил Руслан.

- Это тебе не цирк! Это человечье несчастье под маской безобразия.

Андрей был резок и груб. Вся эта история начинала его раздражать. К тому же кабак они не нашли, и теперь придется ночевать на вокзале. А тут еще эти идиоты клоунаду посреди ночи устроили.

- Ну ладно он-то пьяный, а вы-то чего дурака валяете? – пристыдил он бар­менов.

- А ты типа сам беса погонять не любишь! – возразил Руслан.

Андрей злобно сплюнул:

- Короче, пошли!

Молчаливо и спешно парни отправились в обратный путь – по мрачной улице, темным железнодорожным путям, пустынному перрону – в зал ожидания. Там уже почти все спали. Забравшись в самый дальний угол и разыскав более-менее свободные скамейки, Андрей скомандовал:

- Располагаемся здесь!

Артему досталось место с края компании. Хитрость вокзальных скамеек за­ключалась в том, что, усевшись на ней в позу, предусмотренную конструкторами, не­куда было прислонить голову. А, съехавши вниз, задница сползала с края сидения, и от этого начинала болеть спина. Очень скоро Артем понял, что нужно отдавать предпоч­тение либо шее, либо заднице. Поворочавшись с полчаса и не придя к общему знаме­нателю, он попытался перенять опыт своих товарищей, но те уже дрыхли, создавая впечатление, что всю свою жизнь они провели на развилках деревьев.

“Так, поспать не удастся, - подумал Артем. – Значит надо чем-то себя занять”. Он бросил взгляд на часы. До утреннего поезда оставалось шесть часов. “И так, поезд в пять-тридцать. Накинем еще три часа до Луганска, и при удачном раскладе к десяти я должен быть в институте. Нифига себе зачетная неделька начинается!” – Артем вспомнил анекдот про идущего на казнь, и про себя усмехнулся. “Это, наверное, будет лучшая моя сессия”, – с сарказмом подумал он.

Откинув в сторону мрачные мысли, Артем извлек из-под куртки плеер. Он по­пытался найти какую-нибудь радиостанцию, но плеер не подавал признаков жизни – скорее всего, сели батарейки. Запихнув в карман бесполезный аппарат, Артем начал пе­ребирать в мозгу события прошедшего дня.

“А ведь Джокер был прав: не кисло иногда жизнь в картейки играет, а точнее сдает. Не было б сегодняшней сдачи, никогда бы не догадался о вселенском карточном покере. Да еще и утренний знакомый на верную мысль навел. Совпадение? Едва ли…. И этот, второй, похожий на него как брат-близнец. Как ему только удалось уговорить нас ехать в Алмазное?” – внезапная догадка пронзила Артема. – “Мистика какая-то. Надо будет завтра поделиться с Андреем. Хотя, наверное, посмеется. А ведь утром все было так привычно. Утро как утро. Теперь оно кажется таким далеким, как будто с того момента прожит целый год. Столько впечатлений, покруче Парижа будет…”

- Ваши документы, - прервал размышления чей-то властный голос. Артем повернулся и увидел милиционера, обращающегося к его соседке. Она подняла голову, и тут Артем, сначала принявший ее за старуху, разглядел юные черты лица. Девушка откинула со лба облезлое махровое полотенце, заменяющее ей платок, и поправила грязные волосы.

Милиционер продолжал:

- Это ваш ребенок?

Та молча кивнула головой.

- Предъявите свидетельство о рождении.

- У меня его нет. Ребенок в паспорт вписан.

Она с неохотой потянулась к ветхой полиэтиленовой сумке и начала перебирать ее содержимое. Нахмуренному взору милиционера предстали обрывки старых тряпок, баночки непо­нятного назначения, растрепанная голова куклы, пара разорванных сосок, и довершала живописную кучку, аккуратно сложенную на полу, бутылка из-под водки, заткнутая куском газеты.

Виновник переполоха – трехлетний малыш – бродил рядом, что-то бубня себе под нос. Его резиновые сапожки, размера на три больше необходимого, забавно болта­лись на ножках, а сзади волочился конец большого красного шарфа, побитого мо­лью, которым он был обмотан от головы до пояса. Наконец-таки из сумки появилась замусоленная книжица, в которой с трудом угадывался паспорт. Милиционер брезг­ливо взял его двумя пальцами и осторожно раскрыл, будто боясь подцепить проказу.

Артем отвернулся.

“Да, служба обязывает!” – он попытался поставить себя на место милиционера, представляя, как он копается в пожитках нищенки. Неприятное чувство тошноты под­катило к горлу.

Стиснув зубы, Артем поднялся и быстро прошагал через зал ожидания в сто­рону выхода. Краем уха он уловил, как в другом конце помещения поднялся шум, и ис­терический женский голос завопил: “Воши, у него воши!” Там затевалась очередная вокзальная разборка, однако юноша, даже не повернув головы, вылетел на перрон.

ГЛАВА 8

МИЗЕР…

Очутившись на свежем воздухе, Артем опустился на первую попавшуюся ска­мейку и обхватил голову руками. “Достали! Достали! Достали!…” – пульсировала в мозгу отрывистая мысль. Но приятная тишина, ласкающая слух и царящая вокруг умиротворенность вселяли успокоение, и уже через несколько минут юноша сидел, удобно откинувшись на спинку, и созерцательно разглядывал луну. На луне темнели расплывчатые пятна, смутно напоминающие улыбающуюся рожицу. Возможно, где-то там, обезумевший от одиночества луноход яростно затирал на песке следы американ­ских астронавтов, а в глубине холодных пещер пылились сокровища доисторических внеземных цивилизаций.

Артем задумчиво улыбался своим фантазиям и машинально работал челю­стями, пережевывая опресневевшую уже жвачку. Со стороны вокзала послышались шар­кающие шаги, но подобная мелочь не могла оторвать мечтательного взора от вечного ночного светила.

А шаги все приближались, и вскоре перед Артемом возникла древняя цыганка, обильно и пестро одетая, с неизменной серьгой в ухе и лукавыми глазами.

-Ай, красавчик! Позолоти ручку, все что хочешь скажу. Что было, что будет – все знаю, - пропела она необычно звонким и молодым голосом. Артем замялся.

Не дожидаясь ответа, цыганка подсела рядом, взяла его руку и начала при­стально разглядывать при свете фонаря. Юноша безвольно повиновался. В конце кон­цов, стоит ли бояться всего лишь старуху?

Некоторое время цыганка изучала затейливые линии на тонкой и нежной руке Артема, а затем повернулась к нему. Что-то странное сквозило в ее взгляде, прямоли­нейно направленном в самые глаза юноши. Какой-то далекий страх и непонятная жа­лость читались в нем. А может, все это только казалось Артему.

- Что-нибудь не так? – спросил он цыганку.

Старуха опять уставилась на рисунок складок руки и, после секундного заме­шательства, заговорила:

- Счастливым будешь, сынок. Большой дом у тебя будет, а в доме – жена-умница. Много детей тебе нарожает, и будете вы жить в любви и согласии до самой могилы. А еще большие приключения тебя ждут и странствия далекие. И все, чего за­хочешь, у тебя будет!

Артем удовлетворенно покачал головой.

- И яхта своя будет?

- Все, чего захочешь… - эхом повторила старуха и поспешила прочь. Артем потянулся за кошельком, чтобы оплатить эту сладкую лесть, но цыганка была уже да­леко, и лишь раз, обернувшись, она рассеяно и задумчиво покачала головой.

“По-моему, они тут все крейзи”, – отметил про себя Артем, провожая глазами фигуру в развевающихся пестрых юбках. “А у этой взгляд вообще безумный. Одно­значно”.

Он отвернулся от удаляющейся старухи и вновь поднял голову к луне. Но она уже не возбуждала в нем прежнего полета фантазии. Постепенно, ядовитым ручейком, в душу просачивалась тоска.

“Поскорей бы уже назад вернуться. Выпить чашечку кофе да под теплый душ залезть. Все одногрупники сейчас, наверное, как настоящие белые люди в мягких кроватях спят, перед завтрашним зачетом сил набираются. А я черт знает где, на забы­том богом полустанке мерзну. Прямо как собака бездомная, и податься некуда. Пойти что ли обратно на вокзал?… Да ну их! Эти придурки там, наверное, до сих пор друг у друга вшей ловят. Надоели!”

Артем встал, снял с шеи шелковый шарф и обмотал им замерзшую голову. Рас­судив, что делать все равно нечего, а размышлять удобней под размеренный шаг ходьбы, он решил прогуляться. Его, привыкшего к ночной жизни, не пугала кромеш­ная тьма, а отсутствие горького опыта позволяло не опасаться глухих мест. Поэтому он уверенно пошел вдоль железнодорожной линии прочь от мерзкого вокзала с его по­лоумными обитателями, подальше от потной изнанки человеческого общества. Эти жалкие создания, по чьей-то ошибке еще называемые людьми, уже порядком утомили Артема, и он рвался на свободу, на широкие и вольные просторы мудрой природы.

Но, словно бы издеваясь, вокруг него высились истерзанные временем пакгаузы и заброшенные склады, из-за которых торчали колонны кирпичных труб. В воздухе почти неуловимо чувствовался запах ржавого железа. Только сейчас Артем понял, что пошел не в сторону центра поселка, а в противоположном направлении. Судя по гро­моздким бетонным силуэтам окружающих строений, это была промышленная зона. Хотя для юноши это уже не имело никакого значения.

Широкой поступью Артем летел вперед; гравий весело шуршал под ногами, на сердце становилось все теплее и теплее. Раззадорившись, он даже поднял с земли ок­руглый камешек и метнул его в ближайшею стену. Раздался щелчок и шорох осыпав­шихся осколков. Артем удовлетворенно рассмеялся. “А здесь даже интересно! Как в американских боевиках. Интерьер в стиле “Индастриал”. Где бы я еще такое увидел?!”

Опять вспоминались одногрупники, мирно спящие дома.

“И что они увидят там, в своих кроватях? Парочку задрипанных черно-белых снов на бытовые темы? А передо мной тут такие картины открываются, по ящику та­кого не увидишь! Может быть, это и есть романтика?”

Увлеченно беседуя сам с собой, юноша свернул на сельскую дорогу, пересе­кавшую железнодорожное полотно. Петляя, она вела куда-то вглубь, во владения мрака. Диск луны на небе закрыли кудлатые тучи, и снова подул ветерок. Молодой че­ловек сунул руки в карманы и ускорил шаг.

Хрусть! Тонкая корка льда стеклянными осколками разлетелась вдребезги, и нога хлюпнулась в черную лужу. Артем чертыхнулся, отряхивая грязь с туфли, ог­ляделся. В темноте, густо облепленный смрадным запахом, вырисовывался горбатый силуэт сельской помойки. Кто-то называл это место кучей дерьма, кому-то больше нравилось слово “клоака”, а кто-то звал ее просто и по детски нежно: “мой дом”.

Таких существ было двое. Одно из них смотрело зорко и настороженно, взгля­дом с рождения привыкшим к ночному мраку. Глаза второго подслеповато щурились отчасти из-за того, что беспощадное солнце уже в течение многих десятилетий жгло и слепило их, а отчасти из-за глубоко нависших седых бровей.

Эта нетрадиционная, как сказали бы современники, семья жила тихо и мирно в виду отсутствия причины, из-за которой рушатся многие традиционные семьи. Этим двоим, практически нечего было делить. Кот обедал мышами и крысами, обильно пло­дившимися в горе мусора, а по большим кошачьим праздникам ловко отыскивал в куче объедков ароматные рыбьи головы. Старик же питался деликатесами из пищевых отбросов, отдавая предпочтение растительной пище то ли оттого, что был убежден­ным вегетарианцем, то ли оттого, что протухшее мясо плохо переваривалось одрях­левшим желудком. Кот спал на теплом ложе из гниющих листьев, а где спал старик, не знал никто, даже он сам.

По-видимому, было время позднего ужина, потому что в этот момент лохма­тая парочка увлеченно копошилась в ржавом помойном контейнере. Заметив незна­комца, кот напряг тощие конечности и застыл, сверкая глазами. Старик неторопливо оторвался от перебирания мусора и заинтересованно посмотрел на юношу. В былые времена он достал бы из загашника невесть откуда взявшуюся бутылку огненной жид­кости, которую он сам называл гнилогоном, и предложил бы позднему гостю стать третьим. Но хорошие времена давно прошли, и поэтому, удостоверившись, что ника­кой опасности этот недозрелый франт не представляет, старец вернулся к своему заня­тию.

“Что они здесь делают?” – подумалось Артему. – “Зачем! …” Страшно захоте­лось ку­рить.

Глянцевая пачка “Marlboro” привычным движением запрыгнула в жаждущую руку и была вытащена на свет божий. Последняя сигарета забилась в угол, одиноко ожидая своей участи. Ее девятнадцать прелестных подружек уже прожгли свои корот­кие жизни, превратившись в окурки и пепел. А горько-сладкий дым, сопровождавший их страстное горение, развеялся по бесконечной атмосфере планеты и даже достиг не­бес, пощекотав чувствительные ноздри усталого ангела, заставив его повернуть свое жирное тельце на другой бочок. Но он все же так и не удосужился взглянуть на брен­ную землю.

Артем вытащил сигарету из опустевшей пачки. “Последняя капля кайфа в этом мире грязи и мерзости”.

Привлеченный светом зажигалки, старец поднял глаза. Юноша так и не успел подкурить – цепкий взгляд старика вырвал сигарету из его рук и бросил ее в промерз­шую грязь. Все было давно рассчитано и проверено.

Артем слышал о людях, которые безо всяких сантиментов могли закурить упавшую наземь сигарету, но сам считал подобное действо таким же идиотизмом, как и попытка повторного употребления использованного презерватива. Но сигарет больше не было, а курить хотелось ужасно. Нужно было что-то решать.

Повинуясь мимолетному импульсу, он потянулся за сигаретой. Старик на­прягся. Мало кому понравится, когда у него из-под носа уводят его законную после­ ужинную порцию табака.

Но его опасения были напрасны – юноша на полпути одернул руку и, пробор­мотав: “Гнуснейшее место” и торопливо направился прочь. По дороге он зло скомкал уже ненужную пачку и швырнул ее в мусорный бак.

Кот многозначительно ухмыльнулся и расслабился…

Ночь играла традиционный ноктюрн из завываний ветра, тоскливого поскрипы­вания деревьев и неопознанных ночных звуков. Одинокий фонарь жег свою тусклую лампочку, в своих дерзких мечтах воображая себя солнцем. Где-то, в теплых постелях спали люди, крепко обнявшись со своими вторыми половинами.

Артем вышагивал по промерзшей земле, бодрым шагом согревая тело, и думал. Думал много, но бесполезно. Уж слишком большие и серьезные мысли лезли в голову, и слишком страшно было доводить их до логических выводов. Хотелось все объяснить просто и понятно, но это ему не удавалось. И не мудрено, ведь жизнь такая штука, что ее можно объяснить либо очень просто: живи, потому что рожден, а потом умри, по­тому что смертен; либо очень сложно, чего никому еще не удавалось. Да и что путного мог надумать вчерашний пацан в полночь, посреди свалки?

Артем резко остановился и поднял глаза к звездам. “Да черт с ними со всеми. Стоит голову ломать-то. Все в порядке. Планета вертится, ветер дует, а утром будет светить солнце. А если еще снежок пойдет, то вообще все будет прекрасно”.

Он заставил себя улыбнуться и отбросил дурные мысли. В образовавшуюся пустоту с готовностью хлынули приятные размышления о предстоящих вечеринках и любовных романах; потом пришли сладкие мечты: белые яхты, дальние страны, ка­зино и бордели. Кто-то сказал, что мечтания – это духовный онанизм. Но так как от такой разновидности онанизма волосы на руках не росли, Артем мечтал на полную ка­тушку. Он даже стал присвистывать в такт ходьбе – так ему нравилось это занятие.

Но неожиданно вылетевший из темноты и больно саданувший по лбу сук де­рева отрезвил юношу. Ведь он прогуливался не по центральному проспекту города, а по ночному незнакомому месту. Артем обернулся и попытался вспомнить дорогу назад. “Ха-ха”, - посмеялся лукавый черт в глубине преисподней над своей выходкой. Юноша не представлял себе даже, в каком от него направлении находится сейчас во­кзал. “Вот это попал!” – думал он, растерянно крутя головой. Бесполезно – ночной су­мрак был повсюду безнадежно одинаков.

Все с большей отчетливостью прорисовывалась безрадужная перспектива – ждать утра, покуда проснувшиеся местные жители не укажут дорогу к вокзалу. Но ночная про­хлада становилась все круче, а юноша был одет без учета возможности ночных прогу­лок – легкая куртка да пара беззащитных пред ночной стужей лаковых туфелек. По­этому, не ради оздоровительного моциона, а не замерзнуть дабы, необходимо было двигаться.

Решив, что теперь уже все равно, куда идти, Артем направился в наугад вы­бранном направлении. Спотыкаясь и матеря уже неоднократно обматеренные кочки, он брел сквозь ночную непроглядность, безучастную к замерзшим и заблудившимся. До утра, было достаточно времени, чтобы подумать о жизни и сотню раз вспомнить Бога, черта и его бабушку, рот миньетчицы и Макса с его гребанной затеей. Но вне­запно сверкнувший неподалеку лоскуток света не дал развиться зарождавшемуся по­лету мысли.

ГЛАВА 9

… И ТУЗЫ В ПРИКУПЕ

Послушным мотыльком юноша устремился к свету. Это был костер. А вокруг костра сидели люди. Они не заметили незнакомца, неожиданно появившегося из гус­того мрака, и лишь услышав его спокойное “Здравствуйте” флегматично повернули головы.

Их было трое, и выглядели они как беглые каторжники. Один из них угро­жающе приподнялся, пробормотав: “Это еще кто такой?”, и сунул руку в карман. “Остынь, Щербатый!” – одернул его другой – плешивый доходяга в треснутых очках. Третий по-идиотски захихикал.

Щербатый сел на место и невидящим взглядом уставился в костер. Очкарик внимательно разглядывал Артема.

- Я заблудился, - объяснил юноша. - Как мне пройти к вокзалу?

Очкарик понимающе покачал головой и жестом предложил Артему присесть. Ми­нуту или две он молчал, а затем проговорил:

- До вокзала далеко. Сам дорогу не найдешь.

Взгляд его был по странному неподвижен и сфокусирован где-то в центре лба юноши. Двое других также исступленно, словно чукотские шаманы, смотрели в глубь костра.

Компания была явно небезопасная, но Артем, приученный чувствовать себя хозяином жизни, лишь пожал плечами и протянул руку к теплу. Жаркое пламя освещало не­большую территорию вокруг костра, усыпанную битыми кирпичами и сухими сучьями, а невдалеке, вырываемые из тьмы всполохами света, угадывались накренившиеся кресты старого кладбища.

-Куришь? - глухо спросил очкарик, все так же пристально смотря на Артема.

Курить, конечно же, хотелось, но было понятно, что “Ротмансом” здесь не угостят. “А, Черт с ним!” - решился Артем. – “В конце концов, хуже “Беломора” быть ничего не мо­жет, а Беломориной я однажды даже сдуру затянулся и ничего, не охрип". Он даже и не предполагал о существовании махорковых самокруток и знакомых каждому во­кзальному бомжу сигаретах “НБ”, то есть “Набор бычков”.

Очкарик, не поворачивая головы, обратился к своему соседу:

- Сопля, дай человеку папиросу.

Тот, так же неотрывно смотря в одну точку, вытащил из кармана папиросину и про­тя­нул ее юноше. Жадно кинув ее в рот и чиркнув зажигалкой, Артем не заметил, что кончик папиросы был аккуратно свернут. Это могло означать только одно, и Артем понял это, сделав первую затяжку, которая горьким дымом резанула по горлу, вызвав дикий кашель.

- Это что, конопля? - прокаркал юноша, отплевываясь.

Сопля опять по-идиотски засмеялся и промямлил:

- Слышь, Борменталь, ха, пацан думал, что мы ему тут кокаиновую пасту предложим, ха-ха.

Очкарик вяло усмехнулся. Артем отдал косяк хозяину; тот его бережно затушил и су­нул обратно в карман.

- Ты сам, откуда будешь? - тихо спросил доходяга в очках, которого друзья называли Борменталем.

- Я учусь в Луганске. А сюда попал случайно, - ответил Артем и вспомнил противную физиономию Макса.

- В Луганске? - переспросил Борменталь и повернулся к своему другу. Сопля, это ты у нас в Луганске вроде когда-то ошивался?

- Угу, - кивнул Сопля. - Я тоже в институте учился. Только меня через три месяца оттуда выперли, - он тихонько рассмеялся. - Я однажды пива обпился, ну и решил поссать с окошка. Ссу я и ссу, а внизу начальница студ. городка, блядь старая, со своими шака­лами под общагой ходит, смотрит, есть ли мусор под окнами. Я ей рукав пальтишка и обоссал. Она, естественно, прямиком в об­щагу. Но пока она, дура, вахтершу со зла взъебывала и комнату мою вычисляла, я уже одну подругу на поебаться завернул. За­ходит эта карга, а я тут вовсю девку раком жарю. У нее глаза на пол лица раскрылись, подруга на съебки, ну а мне что делать? Я стою со спущенными штанами, хуй вверх торчит, продолжения просит, а язык вежливо так лепечет: “Милости просим! Чем могу быть полезен?”. Она в истерику, орет на меня. Я послушал, послушал и го­ворю: “Жаль, что вас всю не обоссал”. Натягиваю штаны, и в кровать - хуй я на вас, на всех ложил! На следующий день меня и вы­гнали.

- Нехуй под окнами лазить, - зло прохрипел Щербатый.

- Это еще что, - улыбаясь, проговорил Борменталь. - Вот у нас, когда я Москве учился, некоторые гадили, прям в комнате, не отходя от кассы. Под стол, на стол, со­седу в туфель. Один так набрался, что на ковер насрал, а чтоб не воняло - тази­ком при­крыл. А наутро папахен в гости приезжает и под тазик заглядывает. Ну, тому-то с похме­лья все до балды, он посмотрел и говорит: “Вот это- я нажрался! Даже подте­реться за­был!”

Троица исступленно захохотала. Артем поморщился - грубый юмор, и фекальные стра­сти его мало занимали. Он грезил о чашке кофе и мягком кресле.

Тут истерический смех Сопли перешел во всхлипывания, и он неожиданно зарыдал. “... Зачем я тогда в окно поссал...” - бормотал он, пуская слюни и сопли, - “...был бы сейчас человеком...”

Двое других весело ржали. Представление длилось минут пять, потом все разом замол­чали и вновь уставились в костер.

- У вас есть нормальные сигареты? - спросил Артем, впервые в жизни попросив заку­рить.

Борменталь похлопал по карманам, затем встал и кивком предложил Артему идти, за ним. Ослепленные светом костра глаза отказывались видеть в темноте. Юноша на не­сколько секунд крепко зажмурился, и только потам начал, различать некоторые детали окрестности. Перед ним лежали остатки полуразрушенного кирпичного дома. Вид у него был такой, будто по нему переехали все танки Роммеля и Гудериана, и в ночной тьме он больше походил на развалины средневекового бастиона.

Борменталь провел Артема в пахнущее сыростью и мочой полуподвальное помеще­ние. Он разжег в середине комнаты костер и бросил:

- Присаживайся.

Юноша уселся на какой-то тюк в углу, а очкарик стал рыться в груде хлама. Нервными движениями он отбрасывал в сторону старое тряпье, пустые бутылки, вытащил горсть медицинских шприцов и обрывки марли. Наконец он нашел то, что искал, и подал Ар­тему пачку “Примы”.

- Старая заначка, - объяснил очкарик.

Артем подкурил, затянулся горьким до омерзения дымом и тут заметил в другом конце комнаты распластанное тело. Оно лежало на старой растрескавшейся двери по­среди широкой лужи и мелко вздрагивало.

Борменталь уловил взгляд Артема и сказал:

- Это Шизя. У него газовая гангрена правой ноги. Придется оперировать. Артем оше­ломленно смотрел на судорожно дергающиеся конечности больного. Внезапно из тем­ного угла комнаты донесся сиплый голос:

- Борменталь у нас знатный доктор. Недавно Свина от гепатита лечил. Сильно у Свина печень болела. Теперь не болит. Только нужно будет его, когда теплеть начнет, на улицу вынести, а то завоняется. А пока что пусть полежит. Он у нас тут вместо стула сейчас.

Артем похолодел. Хотелось вскочить и убежать, но ноги онемели, а под ягодицами чувствовалось завернутое в мешок окоченевшее человеческое тело. Хотелось верить, что это все не так, и что это лишь глупая шутка дегенерата, но по тону было слышно, что человек из темноты не шутил.

Медленно-медленно Артем приподнялся и отошел в другой конец помещения, стараясь не смотреть назад. Курить расхотелось, да и вообще хотелось только одного - поскорее выбраться из этого сумасшедшего подвала на свежий воздух.

Тут больной, лежащий на двери громко застонал, забулькал и начал корчиться от боли. Доктор подбежал к нему и стал ощупывать. Он пару раз чертыхнулся, затем тряхнул головой, словно выгоняя дурь, и, свернув из лежащих рядом газет плотный жгут, подал его Ар­тему:

- На, подожги. Посветишь мне.

Артем подпалил газеты и осветил стонущего больного. Доктор четкими движениями профессионала размотал грязные тряпки, заменяющие в этом подвале бинты и сокру­шенно покачал головой: на почерневшей ноге зияла огромная язва, начиненная засо­хшим гноем, запекшейся кровью и обрывками мышечных тканей, среди которых жел­тела оголенная кость.

В оцепенении смотрел Артем на гниющую рану, как будто какое-то неведомое пороч­ное любопытство приковало его взгляд к этой кошмарной картине.

Борменталь надавил пальцами на края язвы, и в лицо ему брызнула струя желто-зеле­ного гноя. Доктор выругался по латыни и крикнул в угол:

- Кинь тряпку, Чпок. Чпок вылез из кучи мусора, и подал Борменталю кусок ветоши. Тот лихорадочно вытер лицо и принялся усердно выдавливать из чавкающей раны густую кровавую жижу, обильно струящуюся между его пальцев.

В нос ударил невыносимый запах разлагающейся плоти. Артему заволокло глаза. Шатаясь и хватаясь за стены руками, он выпал на улицу и невидящим безумным взглядом уставился в темноту...

Очнулся он уже сидящим у костра с грязной кружкой в руках. Рядом сидел доктор и спокойно дымил сигаретой, зажатой в зубах. Кровь и гной на руках уже засохли, пре­вратившись в бордовую корку; он растирал ее пальцами и равнодушно сдувал с ладо­ней.

- Будет жить Шизя, - произнес он с расстановкой. - Должен оклематься. А тот, в мешке, Свин, он и так был не жилец. Вы уж поверьте врачу два года проработавшему в больнице имени Склифосовского.

- Да, Свин был матерый парень, - проговорил заросший как Карабас-Барабас детина в фуфайке. Судя по голосу это был Чпок. - Он уж умел повеселиться. Бывало, нарежется самогоном, потом вмажет по вене пару кубов, запьет манагой и придолбит сверху дра­пом. А после этого встанет и кричит: “Не прёт”.

Толпа вокруг костра начала вспоминать о подвигах Свина. Артем отставил в сторону кружку с непонятной жидкостью, вдохнул побольше воздуха и начал потихоньку вы­ходить из транса. Прохладный воздух освежал голову, обыденные голоса сидящих во­круг него людей вселяли спокойствие, и все казалось не таким уж страшным и отвра­тительным.

Скажите, а вы и вправду работали в институте имени Склифосовского? - спросил он Борменталя. Тот по-сокра­товски улыбнулся и произнес:

- Жил когда-то в Москве молодой начинающий медик - Олег Лотоцкий. Красный ди­плом мединститута, большие надежды, заманчивые перспективы. Знающие люди про­чили ему лавры ведущего анестезиолога столицы. Любимая работа, безбедная жизнь, и все бы хорошо, да только имел он по долгу службы доступ к определенным меди­цин­ским препаратам. Короче говоря, любил Олег побаловаться морфинчиком. Финал, я думаю, ясен, - доктор смеющимися глазами посмотрел на Артема. - Того человека уже нет. Остался лишь кусок че­ловечины по кличке Борменталь и старые очки.

Тут справа от Артема прозвучал усталый женский голос:

- Я, кстати, тоже в свое время подавала большие надежды.

Артем повернул голову. Недалеко от него сидела опустившаяся девица в рваных джин­сах, с фонарем под глазом.

- Не грузи, Мокруха! - пробасил Чпок.

- Остынь, уебок, - огрызнулась девица. Я в школе лучшей ученицей была. Меня отец даже в Киев хотел отправить учиться!

- И что же не отправил? - с издевательской улыбкой спросил Чпок. Девушка мечта­тельно задумалась и произнесла:

- Любовь помешала.

Чпок загоготал.

- Был он лучшим парнем в классе, - продолжала она, не обращая внимания. - И меня любил безумно. Мы с ним полгода гуляли до того, как в первый раз поцеловаться. Он мне каждый день цветы дарил и такие слова говорил! … А потом ушел в армию и больше не вернулся, - девушка сделал паузу. - Как я могла жить без него? Я начала пить, затем принимала таблетки, а в конце - вот это, - и она обнажила искусанные уко­лами иглы запястья. - А теперь мне уже все равно.

- Пиздишь ты все, - ядовито сказал Чпок.

Девица смачно плюнула в его сторону, резко поднялась и пошла прочь

- Пиздит она все, - повторил Чпок. - То, что папик ее в Киеве пристроить хотел, это, может быть, и правда - он у нас в селе большая шишка. А то, что она на иглу из-за несчаст­ной любви присела - это брехня.

Артем заинтересованно повернулся и Чпоку:

- А как же? - спросил он у него.

Бородач Чпок закурил хитрую папироску и начал рассказ:

- Они однажды с подружкой со дня рожденья шли и случайно в наши места за­брели. Сопля уже в отключке спал, а мы со Щербатым и Шизей манагу варили, помнишь, Щербатый? Значит, варим мы молочко, смотрим - пезды гребут. Шизя у нас вообще без крыши был - сразу штаны спустил и к ним. Мы следом. Девки убе­гать стали, подруга смылась, а Мокруха не успела. Я подозреваю, что она не сильно-то и старалась. Ну, мы ее втроем и отвседырили. А на следующий день смотрим - стоит она у нашего забора и чего-то ждет. Мы ее еще разок пропахали. После этого она и стала к нам ходить. Тут и колоться научилась.

Артем недоверчиво покачал головой.

- А парень у нее действительно был, - вставил Щербатый. - Мы ей тут в дыры совали, а он ей цветочки дарил и ручки целовал, долбоёб. А как узнал обо всем, бухать начал за­поями. Сейчас целыми днями у магазина ошивается, пятаки сшибает. Ваську колдыря весь райцентр знает.

- А что же ее родители? - спросил Артем.

Щербатый зло ухмыльнулся:

- Приходил отец ее, упрашивал. А я ему нож к горлу и “Вали, - говорю, - отсюда, пока цел”. Он к ментам пошел, а тем похуй - их-то дочери по домам сидят, телик смотрят.

- Да бросьте вы пацану по ушам ездить, - не выдержал Борменталь. - Не нужно ему всего этого дерьма знать!

- А че не нужно, Борменталь? Пусть знает. Он-то, видать, думает, что его на свет божий из цветочной пыльцы вылепили, а ведь так же, как и все произошел: мама, ножку за­драла и плюхнула всего в крови и слизи. Ему, небось, чистых девочек подавай, да шам­панское с бассейнами, так пусть посмотрит, как честной народ развлекается!

С разозленным лицом он схватил шприц и, расстегнув ширинку, вонзил иглу в пах.

Артему стало дурно.

- Зачем туда? - простонал он, отвернувшись.

- Вены от частых уколов сгорели, - объяснил Борменталь. - Остается колоть в пах или подмышки - там большое скопление кровеносных сосудов.

Потом будет колоть в член. А некоторые еще умудряются колоться в веки.

Артем закрыл глаза. “Такое ощущение, - подумал он, - что они соревнуются, кто больше сошел с ума. И Щербатый тут, безусловно, лидер, но у доктора такой взгляд, будто он знает, как без труда занять первое место в этом состязании”.

Глубоко вздохнув, Артем поднялся и сказал, обращаясь к Борменталю:

- Я, наверное, пойду.

- Понимаю, - доктор опять по-философски улыбнулся. - Ты, главное, не принимай это близко к сердцу. Все в этой жизни пустяки, да и сама жизнь - лишь только один боль­шой пустяк.

Артем рассеяно кивнул и пошагал прочь. Его не заботило, куда он идет, лишь безраз­лично заметив вокруг себя старые деревянные кресты, а возле одного из крестов - слившуюся в экстазе страсти парочку. Луна освещала их бесстыдство, но не это броси­лось в глаза Артему, а то, что Мокруха (а это была, скорее всего она), умело подмахи­вая в такт общеизвестным движениям, при этом увлеченно грызла яблоко.

Уже устав удивляться, Артем пожал плечами и пошел дальше. Заросшее бурьяном ста­рое кладбище предостерегающе молчало. Возможно, кое-какие из мертвецов собира­лись вылезти наружу и попугать непрошеного ночного гостя, но, увидев в лунном свете лицо юноши, поняли, что этого человека сейчас трудно чем-нибудь поразить или напугать.

Молодой человек шел уверенной твердой походкой, словно ни темнота, ни колдобины дороги для него не существовали. Он сурово сжал губы и о чем-то напряженно думал. Мысли путались в голове, переплетаясь и накладываясь одна на другую.. Под черепной коробкой назревал залп очередного салюта.

На языке вертелось четверостишие из какой-то песенки, случайно услышанной на од­ной из вечеринок у Андрея:

“ ...Воля, грязные пальцы, да по самые гланды

Отобрали бинты, позже выдали банты.

Собирается град, да только буря в стакане,

Я теперь не пойму, кто убит, а кто ранен!”

“Не пойму, не пойму... Вот главная мысль!” - осенило Артема. – “Вот в чем дело. Вот идейная наполненнасть всего этого хаоса. Непонимание - вот тот спасительный реф­лекс, дающий возможность существовать всем нам, червям, копошащимся в грязи. Осознание губительно. Познавшим суть, достаются капроновые шнурки. Так вот что имел ввиду Джокер номер два, говоря о пределе познания...”

Неожиданно нога Артема соскользнула по обледеневшему склону, увлекая его в гли­няную яму, на дне которой была лужа, покрытая тонким льдом. Артем упал на спину, и ледяная жижа, обжигая холодом, начала заполнять пространство под одеждой. Мед­ленно поднявшись на ноги, он попытался вылезти из ямы, но руки и ноги скользили в промерзшей грязи.

- Эй, студент, хватайся! - раздался голос в темноте.

Перед носом Артема замаячила пряжка ремня. Спасителем оказался невесть откуда взявшийся Борменталь.

- Тут у нас небезопасно, - сказал он молчаливо отряхивающемуся Артему. - Можно все кости переломать. Ты же на вокзал идешь? Пойдем, провожу тебя; нам по пути будет.

Артем покорно поплелся за Борменталем. Туфли, до верха набитые грязью противно чавкали в такт шагам, а из рукавов куртки струилась вода. Промокшая насквозь ру­башка прилипла к спине, но холода почему-то не ощущалось.

Внезапно Борменталь остановится и чиркнул спичкой. Веселый огонек на миг осветил его тощее лицо и пытливый взгляд, направленный на Артема. Торопливо прикурив, ме­дик, устремился дальше, ловко петляя между поваленных деревьев, глубоких канав, ко­варных луж и куч мусора, сваленных без всякой системы. Юноша следовал за ним, механически повторяя все его движения шаг в шаг. Он слышал, что Борменталь о чем-то говорил, но не слушал, о чем.

Время близилось к утру, и неутомимый ветер, неустанно трудившийся всю ночь, начал стихать. В воздухе установилась та тишина и свежесть, которые всегда предшествуют рассвету. Это был час самых крепких снов. Для тех, естественно, кто спал этой ночью.

Где-то вдалеке взахлеб залаяла собака, разбуженная треснувшим от холода сучком, а на окраине поселка две сутулые фигуры, петляя по изгибам местности, целеустрем­ленно продвигались вперед.

В темноте Артем различал только силуэт Борменталя да мелькающий огонек окурка. Монотонный голос спутника был обращен то ли к Артему, то ли куда-то в темноту:

- Интересная штука жизнь. Еще пару часов назад ты был красивенький, блестящий…

“Как дельфин”- почему-то мелькнула мысль у Артема.

...и очень даже респектабельно смотрелся на фоне нашего дна. А теперь тебя не отли­чишь от заурядного героя помойки, даже воняет от тебя так же.

Борменталь настойчиво пытался спровоцировать попутчика на разговор, но Артем только сопел и перебирал ногами.

Экс-доктор почти никогда не жалел о прошлой жизни: все равно ее не вернуть, но, хотя в своей компании он пользовался немалым авторитетом, отсутствие достойных со­бе­седников часто вгоняло его в тоску.

- Если хочешь, пойдем со мной. Я сейчас к одной женщине иду, там и почистимся, - Борменталь обернулся к Артему.

Тот закачал головой.

Начинало светать. Едва различив отрицательный жест Артема, Борменталь с сожале­нием добавил:

- Да ты что думаешь, я туда на блядство иду? Там мужик крутых нравов, на почве рели­ги­озной поехал и запрещает семье к врачам обращаться. В секте ихней такой порядок: решил Бог к себе призвать, значит призовет, и нехер дьявольским силам в белых хала­тах провидению мешать. В поликлинику пойти нельзя: узнает - убьет. А девочка там больна очень, нужно посмотреть ее, пока праведник этот со своим братством на какой-то конспиративной хате с Богом напрямую общается. Вот и приходится по ночам вра­чебной практикой заниматься, только об этом никто из моих товарищей не знает. По­дозревают, наверное, откуда я хавку приношу.

Вот так жизнь перекрутила: муж фанатик, а дочка при смерти, да еще и доктор на игле. И зачем я все это тебе рассказываю? - закончил вопросом Борменталь свой моно­лог. И тут же сам на него ответил: - Наверное, выговориться хочу.

Тропинка уперлась в железнодорожное полотно.

-Тебе туда, - Борменталь махнул рукой вдоль путей.

Только теперь, смотря в сторону, указанную попутчиком, Артем заметил: “Идет снег...”

ГЛАВА 10

РЕМИЗ

Снег шел обильно, огромными хлопьями стремительно закрывая промерзшую за ночь землю. Как будто кто-то неловкий огромным крылом вспорол сереющую в предрас­светных сумерках наволочку небес, и оттуда мощным потоком повалил снежный пух, кружась в завихрениях тихого утреннего ветерка. Окрестные деревья на глазах обрас­тали белым мхом, напоминая картинки из далеких детских снов. В течение считанных мгновений весь серый и мрачный мир вокруг преобразился, словно пройдя обряд очи­щения, и засверкал непорочной белизной. Свершилось великое природное таинство под названием “первый снег”.

Вытянув вперед ладонь, Артем поймал несколько снежинок и, печально улыбаясь, сжал их в кулаке. Он повернулся к Борменталю, намереваясь, что-то ему сказать, но того уже не было. Доктор исчез также неожиданно, как и недавно появился перед ямой.

Артем нащупал в мокром кармане плеер и машинально вытащил его наружу. Из подкасс­етника на землю полилась грязная вода, образовав на свежем снегу у ног юноши чер­ную лужицу. Натягивая наушники, Артем вспомнил о шарфе, которым он некогда обмо­тал себе голову. Естественно, никакого шарфа там уже не было - лишь только замерз­шие сосульки мокрых волос.

Повертев в руках холодный плеер, и практически не надеясь на положительный резуль­тат, Артем включил радио. Но совершенно неожиданно, после нескольких секунд хри­пения и треска, в наушниках отчетливо раздались позывные радиостанции, и визгливый женский голос экзальтированно прокричал: “Вы слушаете “Радио Россия”!”. Поведав слушателям пару пресных диджеевских приколов, девушка в наушниках предложила послушать хит группы “Ace of Base”.

Артем выкрутил громкость до предела; мощный шквал звуков долбанул по барабан­ным перепонкам. Уже второй раз за сутки он слушал эту популярную песенку, но ни прочное знание английского языка, почерпнутое в спецшколе с английским уклоном, ни до крайности упрощенная текстовка, присущая поп музыке, не позволяли ему вникнуть в суть беспричинного оптимизма певиц. Да и впрочем, теперь это было не так уж важно. Все, что было важно в жизни, падало сейчас густыми хлопьями с далеких небес, покры­вая землю белым пуховиком, с тем, чтобы через несколько часов быть истоптанным ты­сячами ног и изъезженным сотнями колес.

Молодой человек шел по скользким шпалам, цепко сжимая в кармане обледеневший плеер. Первый снег игриво сыпал ему в лицо, оседая на нахмуренных бровях, покрывая голову мохнатой шапкой, а порою залетая за воротник. Новый день рождался в потугах невидимого глазу солнца. Один из мириадов похожих друг на друга дней.

Когда вдалеке показались заснеженные очертания железнодорожного вокзала, сквозь музыку, льющуюся через наушники, прорвался тепловозный гудок. Юноша ощутил под ногами дрожание земли, и тугая волна воздуха ударила в спину. Оборачиваясь, Ар­тем уже знал, чью карточную ухмылку он увидит за лобовым стеклом локомотива.

ЭПИЛОГ

ПОДСЧЕТ ВИСТОВ.

На входном семафоре все смешалось в хаосе лязганья металла, воя локомотива и чело­веческой ругани; и только плеер, скатившийся с насыпи, уверенно и оптимистично про­должал петь гимн счастливой нации…

Ноябрь 1998года – апрель 1999года.

Луганск, Северодонецк.